– Сон подождет! Сейчас самое главное творится наяву! Дурное дело творится! Эта госпожа, что из Эклунда, сегодня задумала что-то уж совсем нехорошее! Они с той колдуньей из леса, Уллой, устроились на холме неподалеку, и пусть меня стопчет Слейпнир, если это две потаскухи не затеяли петь вардлок!

– Что? – Спросонья Гуннхильд плохо соображала, тем более что сообщение Кетиля казалось невозможно жутким.

– Да пойдем же со мной! – Кетиль схватил ее в темноте за руку своей заскорузлой рукой, и Гуннхильд поспешно высвободила пальцы. – Я тебе их покажу! Это здесь недалеко! Для вардлока нужно выбрать местечко повыше, но залезть на Фрейрову могилу они не посмели и засели со своим трехногим котлом на другом холме. Тут и двухсот шагов не будет! Идем со мной скорее, иначе вещих снов уже не понадобится!

Гуннхильд встала и вслед за Кетилем выползла из шалаша. Пошарив среди ветвей, забрала и Ключ от Счастья. Ростовой топор – не самое подходящее оружие для девушки, но другого не было, а идти к ведьме с пустыми руками было слишком жутко.

Ключ от Счастья очень пригодился Гуннхильд как посох – когда она спускалась по крутому склону кургана по невидимой во тьме тропинке и потом шла за Кетилем, ничего не видя под ногами. Была уже полночь, круглая луна сияла в вышине и освещала вершины холмов, но здесь, у подножий, разливалось море мрака.

– Вон они! – Ковылявший впереди Кетиль вдруг остановился, и Гуннхильд невольно наткнулась на него. – Видишь, наверху?

Гуннхильд всмотрелась. На вершине ближнего холма тлел огонек.

– Это они: госпожа из Эклунда и Улла. Домочадцы думают, что госпожа спит у себя, а она бегает по лесам! Будь дома ее муж, эта хитрость у нее бы не прошла, но пока он за морем, она вольна скакать ночами, как волчица, и наводить порчу на добрых людей!

– Но надо же позвать кого-нибудь! Сказать конунгу…

– До конунговой усадьбы далековато для моих старых ног, я и так едва дышу! Пока будем бегать, они уже закончат свое черное дело.

– Я могу сама пойти в Эбергорд! – прошептала Гуннхильд.

И тут же ужаснулась, представив, как будет одолевать этот путь, на каждом шагу ощупывая дорогу рукоятью секиры.

– Сдается мне, молодая госпожа упадет замертво у ворот конунговой усадьбы! Ведь на кого, как ты думаешь, направлена их ворожба, для кого они скликают духов, распевая там вардлок?

– На меня?

– А на кого же? На меня? Или, может, это мне в постель подсунули руническую кость с проклятьем, или меня пытались обвинить, будто я испортил конунгову дочку? Или это я мешаю будущему ребенку наложницы стать конунгом?

Кетиль был прав, и Гуннхильд содрогнулась. Хлода не оставила попыток от нее избавиться, а сейчас, пока Харальда нет дома и она сама себе хозяйка, у нее развязаны руки.

Ничего не добавив, Кетиль стал подниматься на холм, и Гуннхильд двинулась за ним сквозь поросль мелких елок, раздвигая ветви Ключом от Счастья и стараясь не шуметь. Кажется, здесь имелась тропка, потому что порой случалось пройти шагов десять, не наткнувшись на куст, дерево или валун, но вот найти свободный проход в темноте удавалось не всегда. Даже Кетиля Гуннхильд почти не видела, лишь слышала впереди легкий шорох, когда нищий мудрец задевал за ветки. От волнения и движения ей стало жарко, хотя ночь поздней весны была довольно прохладна, и она сбросила плащ прямо наземь. «Буду жива, найду утром», – мельком подумала она.

Вот подъем кончился, они выбрались на вершину и остановились отдышаться, прячась за кустами и камнями. Шагах в двадцати впереди горел костер, возле него виднелись три фигуры: девушка, женщина средних лет и старуха – эта была закутана во что-то темное и пряталась в тень поодаль от костра, так что ее едва можно было разглядеть.