Кто-то сзади присоединился к шеренге. С некоторым удивлением Орлов увидел среди гусар Аполинария. Дворовый человек, выделенный отцом сыну и исполнявший обязанности денщика, он сейчас усердно изображал свое отсутствие в строю, в котором не должен был находиться.

– Аполинарий! Что ты тут делаешь? – Орлов постарался придать голосу строгость.

– На помощь пришел. – Крупное лицо денщика было покрыто каплями пота.

– Без тебя обойдемся.

– Ну уж нет, – решительно ответил денщик. – Вы лучше на себя посмотрите, Ляксандр Ляксандрович! Этишкета нет, ментик пробит. Что я старому барину скажу? Не зацепило хоть?

Гусары дружно заржали. Еще хорошо, что Аполинарий обратился по имени-отчеству. Он был несколько старше барина, рос едва ли не вместе с ним и порою позволял себе откровенные вольности. Как преданный слуга по отношению к любимому господину.

– Зацепило. Наповал, – препираться перед строем показалось унизительным. Зная характер денщика… Да и не было на это времени. Черт с ним, прости Господи!

Но словно ненароком коснулся кивера и удостоверился, что от правого этишкета остался лишь кончик шнура. И когда?…

– Вы бы покушали, Ляксандр Ляксандрович! – предложил Аполинарий. – Я курочки с собой прихватил. С самого утра не евши…

– Разговорчики в строю! – оборвал его Орлов.

Гусары заулыбались. Большинство из них было намного старше своего командира.

С правого фланга вдоль выстроившегося черного с серебром строя ехал полковой шеф граф де Ламберт в сопровождении Кондзеровского. Время от времени генерал бросал взгляды в сторону кипящего схватками поля, потом переводил взгляд на своих гусар. Словно определял меру их стойкости.

Взгляд графа встретился со взглядом Орлова.

– Как наст'ой, О'лов? – бодро спросил генерал, совсем как перед этим сам Орлов обращался к Трофимову.

Говорил он по-русски неплохо, но раскатистого «р» не получалось. Произношение у Ламберта было чисто французским, где подобные звуки не предусмотрены.

Зато вид! Эффектная гусарская форма, чистая и щегольская, словно и не был граф только что в самой гуще схватки, кресты Георгия и Владимира на шее, светлые усы на округлом лице, спокойный взгляд голубых глаз…

– Отличный, ваше сиятельство! – рявкнул в ответ Орлов.

Здесь, на поле боя с французами, пользоваться французским языком офицерам казалось кощунством.

Поручик почувствовал, как сзади подобрались шеренги. Каждому хотелось выглядеть браво при виде любимого генерала.

Александрийские гусары, от штаб-офицеров до последнего нестроевого, обожали своего шефа. За его неустрашимость и хладнокровие в бою, за приветливость в мирное время. Эмигрант, связавший свою судьбу с Россией, уже давно воспринимался всеми как истинно русский человек. С поправкой на врожденную учтивость французского аристократа старой школы.

Граф кивнул и ускакал к центру строя. Оттуда сразу призывно запела труба.

Сабли наголо! Рысью марш-марш!

Шеренги послушно пришли в движение. Стало чуть легче. Встречный ветерок обдувал разгоряченные лица, тщетно пытался проникнуть под застегнутые меховые ментики.

– Левое плечо!

Эскадроны послушно совершили поворот. Теперь отступающие гвардейские гусары должны были промчаться перед строем.

– В атаку марш-марш!

Момент был выбран идеально. Перед глазами несущихся александрийцев промелькнули красно-синие гвардейцы. А в следующий миг ровные шеренги батальона обрушились на мчащихся в погоню кирасир.

Последние так и не успели ничего предпринять. Часть из них попыталась проскочить, часть – повернуться навстречу новому противнику, часть – напротив, припустить бежать.