Попутно, к тому же Тарутину, двигались бесконечные обозы с продовольствием и амуницией. Попадались колонны бодрых солдат, то ли новобранцев, то ли выздоровевших после ранений. Шли ополченцы. Несколько раз проходили казаки. Соседи наперебой рассказывали друг другу, что Дон поднялся едва не поголовно, и теперь полки прибывают к светлейшему едва не каждый день. Прибывает пополнение, и скоро армия вновь достигнет прежней численности, а то и превысит ее.
Шла сила, и незадачливому завоевателю оставалось или покориться ей, или бежать без оглядки, если еще возможно. Вокруг все говорили о доблестных поселянах, самостоятельно уничтожавших партии французов, об армейских партизанах, нарушающих вражеские коммуникации. Имена Давыдова, Сеславина, Фигнера, Дорохова не сходили с уст. Народ, невзирая на разницу сословий, объединился вокруг трона и веры и желал лишь одного: полного уничтожения неприятеля.
— Завтра к полудню доедем, — порадовал Архип, которому доводилось ездить по здешним местам.
Но неприятности начались задолго до раннего осеннего вечера. Избы в придорожных деревнях оказались забиты вставшими на кратковременный постой солдатами, офицерами, штатским людом, спешившим к армии, и переночевать оказалось решительно негде. Проводить же ночь в открытом поле, да с грязью и лужами…
— Можно повертать туда, — Архип что-то прикинул и указал на отходящую в сторону дорогу, скорее тропинку, настолько она казалась заброшенной. Лишь некие наметки пути, а между колеями — остатки травы. — Там, ежели память не изменяет, деревенька небольшая была. Стоит на отшибе, народу быть не должно.
— Веди, — Юлия устала. С утра в седле, и не первый день! Ей хотелось одного: немного отдохнуть, чтобы завтра не выглядеть изможденной мумией. Да и двигаться в темноте и трудно, и бессмысленно. Даже лошадь устала.
В низинках уже собиралась тьма. Деревья чуть шелестели уцелевшей листвой. Не той, недавней, радующей глаз разноцветьем, а окончательно пожухлой, грязной. Поля убраны, и теперь на них не было ничего, кроме той же грязи. Меж тем серое и днем небо помрачнело еще больше. Стало казаться, что еще немного, и наступит полноправная ночь, мрачная, без единого огонька и ориентира, однако за очередной опушкой и впрямь замаячила небольшая, в десяток дворов, деревенька. Залаяли собаки, кто-то выглянул наружу.
Ночлег…
Крик первых петухов Юля проспала. Лучшее средство от бессонницы — хорошая усталость.
Проспала она и вторых, и сумела встать только с третьими. Может, и с четвертыми, кто этих голосистых пернатых разберет? Пока привела себя в порядок, пока позавтракала, чем бог послал…
Бог щедрым не был, разносолами не баловал. Не поместье — крестьянская изба, да еще в военное время. Но, наконец, сборы закончились, и девушка уже приготовилась прыгать в седло, когда вдали, с противоположного края, показалась большая толпа.
— Французы, — выдохнул Архип и потянул ружье. И сразу же с облегчением: — Да то ж пленные! Вон, наши сопровождают вражин!
Точно. Впереди и по сторонам колонны ехали гусары в таких же синих мундирах, которые Юлия видела на Арсении. Да еще, кажется, там была и пехота.
— Мариупольцы! — признал мундиры отставной вояка. — Может, барин здесь? Щас я мигом сгоняю, узнаю!
— Я тоже, — сердце девушки забилось чаще.
Они припустили коней, сблизились с колонной, от которой навстречу помчался офицер.
Старый знакомец. Тот самый Петров, который уже устраивал девушку на ночлег.
— Юлия Михайловна! Вы? Какими судьбами? Суженого своего ищете?
Девушка вздрогнула и лишь мгновение спустя сообразила, что под суженым подразумевается Арсений.
Она дипломатично промолчала, едва заметно пожав плечами. |