И я с радостью отдалась доселе незнакомому чувству, решив, что теперь мне все можно. Вернее, я должна! Я должна прикасаться к Лексу, ощутить прохладу его кожи, почувствовать крепость его мышц, узнать — как это, когда тебя хочет, желает самый лучший, самый великолепный мужчина.

…Он все-таки пришел в себя первым. Оторвался от меня, подхватил на руки, из-за чего с моих губ сорвался стон разочарования — тело желало, жаждало продолжение именно сейчас, сию секунду, а вожделение давно уже поработило все разумные мысли.

— Не здесь, — заявил мне строго. — Но скоро, очень скоро… Потерпи, моя тарисса!

Незнакомое слово, сорвавшееся с его губ, больно резануло мне слух, возвращая меня в реальность.

До этого я слышала его рассказ о кариассе и дориассе, но сейчас… Ну что же, сказала сама себе, вполне звучное обозначение для шлюхи. Той, у которой только что «убили» мужа, а она на следующий вечер ищет утешения в объятиях другого мужчины, хотя пепел на погребальном костере короля Дункана до сих пор не остыл.

Но я не собиралась ничего ему объяснять.

Фиолетовый флакон, сказала себе. Все, что мне нужно от лорда Доувелла, — это удовольствие… Тьфу ты, потерянная девственность! После этого я найду способ напоить его вином с заковыристым зельем, и оно навсегда сотрет из его памяти последние три часа.

…Потом была его спальня — принца Горного Народа разместили в покоях, похожих на те, которое достались «вдове» Дункана Гровера, — и мужские руки, ловко справившиеся со шнуровкой моего платья. Оставшись в одной тонкой, до колена сорочке, глядя, как Лекс быстро сбрасывает с себя одежду, я на секунду замерла, засомневавшись в адекватности своих действий.

Но тут же выкинула все мысли из головы, потому что полностью обнаженный Горный Лорд подхватил меня на руки и отнес в кровать. Уложил осторожно, лег рядом, и я поразилась жару, идущему от его огромного, сильного тела. Затем его губы коснулись моих, и моя сорочка утратила свою актуальность. Улетела в неизвестность, и он тут же скользнул ниже, покрывая поцелуями мою шею, приближаясь к груди, и последние сомнения сгинули в пламени желания.

Но я тоже не стеснялась ни его, ни своих ласк, потому что, выросшая в эпоху телевидения и интернета, вполне себе представляла, что произойдет дальше. Единственное, не испытала это на себе, но Лекс Доувелл уверенно приближался к тому, чтобы это исправить.

Исправил.

И тут же боль, пронзившая мое существо, и изумленные глаза… мужчины, обнаженного, прекрасного, нависшего надо мной.

— Не останавливайся! — попросила его. — Это всего лишь…

— Ты девственна! — глухо произнес он, все же остановившись.

— Была, — сказала ему. — Ведь была же?! — спросила у него с надеждой. — А теперь больше нет?!

— Райли, объясни мне, что происходит! — произнес он угрожающе.

— Давай мы поговорим позже? — попросила у него. — Не будем прерываться на таком месте…

Но мы прервались. И, оказалось, позже мы тоже не поговорим. Нам придется поговорить именно сейчас, потому что все прекратилось.

Вот так — только что мы жили в бушующем океане страстей — он и я — и огромная кровать была нашим Ноевым Ковчегом, а теперь я сижу на коленях у обнаженного мужчины — совсем-совсем голая — и смотрю на небольшое кровавое пятно — то, что осталось от моей невинности. А еще, всхлипывая, рассказываю ему все, что происходит с моей жизнью.