Его голос звучал искренне, в манерах сквозило раскаяние. Я внимательно всматривалась в его черты, стараясь обнаружить противоречие между словами и наружностью пасынка, но фасад был без единого изъяна. Мы поболтали о том о сем и расстались достаточно дружески, хотя я уже знала, что отныне буду вести себя с ним так же настороженно, как он вел себя со всем миром. Мать во мне, еще помнящая ребенка, которого она любила и растила, теперь скорбела, видя, как он удаляется прочь незнакомцем… Но, быть может, в свое время это должен прочувствовать каждый родитель.

Когда Артур упомянул, как Гавейн жаждет мести, Мордред быстро заговорил.

– Вира – вот цена за жизнь человека. Среди саксов виновный в смерти может отдать выкуп родственникам убитого, и кровный долг считается уплаченным. Это устраняет необходимость вести кровную вражду. Нужно посмотреть, не примет ли Гавейн выкуп Ланселота. Используйте его, чтобы урегулировать вопросы чести.

Идея была заманчивой, но Гавейн согласился бы с ней, только если Ланселот расплатился бы лично.

– Сюда он не приедет, – быстро проговорил Артур, не давая мысли укорениться в умах других. – Пусть к нему съездит Бедивер и вернется с деньгами.

– Нет! – лицо Гавейна побагровело, а голос сделался твердым, как сталь. – Я приму выкуп лишь вместе с личными извинениями. Если для этого нужно найти Ланселота в Бретани, пусть так и будет. Мы, люди из клана короля Лота, всю жизнь провели на вашей службе, Артур Пендрагон.

И за все эти годы вы нам кое-чем обязаны. У меня появилась возможность восстановить честь семьи, и я прошу вас отправиться вместе со мной в Бретань и помочь снять с себя оскорбление.

Требования были немыслимыми, но никакие доводы не изменили решения оркнейца, и вот в середине июля лодочники из Лондона приготовились перевезти через Канал короля Артура с группой рыцарей – не такой многочисленной, чтобы франки заподозрили вторжение, но явно больше, чем было необходимо для личной охраны.

– Мне это совсем не нравится, Артур, – сетовала я, когда стал приближаться день их отъезда. – Я не верю, что Гавейн сумеет сохранить спокойствие, ты ведь знаешь, какой он горячий. К тому же сейчас не время уезжать, когда и дома столько дел.

– И не ехать нельзя: слишком велик риск вызвать недовольство соратников. – Муж оторвался от лежащей на нашем столе работы и подошел к окну. И поскольку больше он не добавил ни слова, я рискнула сделать замечание:

– Ты ведь не хочешь столкновения с Ланселотом?.. – О бретонце мы не говорили с тех самых пор, как Артур прервал мою первую попытку рассказать о нем, и теперь мне приходилось подбираться к этой теме, как человеку, пробирающемуся по кочкам в глубь трясины.

– Прекрати, Гвен! Не проси за его жизнь, не важно, как сильно мы его оба любили, – слова сорвались с его языка: сердитые, умоляющие, полные разочарования. Ярость его ответа удивила меня, и инстинктивно я сделала шаг назад. – Видишь ли, – мрачно продолжал он, – мне тоже нужна любовь.

Трещина в дамбе так и не затянулась, и чувства по-прежнему искали выхода. Я замерла, едва осмеливалась дышать и молилась, чтобы наконец он открыл свое сердце.

– Помнишь, как ты возвращалась из монастыря Бригиты?

– После того как меня похитил Маэлгон?

– Да, – Артур говорил, не глядя на меня. – Я жаждал мщения, как любой мужчина, над чьей женой надругались. Хотел свести счеты, доказать всему миру, что я достаточно силен, чтобы наказать любого, кто тебя обидит. Но ты просила оставить его в живых… и я послушал тебя. Я подавил собственную гордость, свои инстинкты и исполнил твое желание.