— Я в туалет ходил... Почему ты мне не сказал, что здесь такой туалет?

— Какой? Туалет как туалет. Нормуль.

— Нет, Олег. Это не нормуль. Три дырки в полу и никаких перегородок. Я не смог.

— Чего ты не смог?

Дима покраснел:

— Покакать не смог.

— Почему?

— Ну как почему?! Там два мужика сидели и какали. Прямо на моих глазах. Между собой еще общались. А я как бы третьим должен был сесть, да? В полуметре от них?

— Ты должен был сесть над свободным очком и посрать. В чем проблема-то?

— Ну как ты не понимаешь! Справление нужды, особенно большой, это очень интимный процесс. Я должен быть в это время один.

— Так мужики тоже срать хотят. Если их выгнать, получится несправедливо.

— Я не предлагаю их выгонять. Просто должны быть кабинки. Ну, чтобы меня никто не видел, и я никого не видел.

— Подожди... Но ты ведь все равно не будешь один. Слышно ведь, что в другой кабинке кто-то есть.

— В квартире тоже слышно, что в другой квартире кто-то есть, но жить с этим можно. А теперь представь, что ты живешь в квартире с прозрачными стенами, полом и потолком?

— Не, это другое. Одно дело жить, другое дело посрать. В тубзике на тебя никто не смотрит, кому ты нужен? Сел, посрал и пошел работать.

— Дело не в смотрит!

— А в чем?

— В личном пространстве. А вдруг посмотрят? Почему я должен делать это в чужом присутствии?

— Ну, делай в штаны. Ты больно нежный, Димон. Проще надо к засранству относиться.

— Да дело не в засранстве! Нас всех как бы унижают таким туалетом. А унижение — это плохо. Мы не должны это терпеть.

— Так никто и не терпит. Срут, и все. Ты первый жалуешься.

— Это-то и чудовищно!

— Чудовищно будет, если ты в штаны насрешь. Пошли.

— Куда?

— В туалет. Я дверь подержу, а ты посрешь в одну каску. Или до дома будешь терпеть?

Дима помялся и пошел. В туалете никого не было.

— Ништяк. Сри спокойно, а я в коридоре постою и никого к тебе не пущу.

— Спасибо, Олег. Я привыкну. Я заявление напишу, чтоб кабинки сделали.

— Напишешь, конечно, кто же спорит.

Я вышел из туалета и встал у двери. Тут мужики со второго пролета подошли. Одному кусок цемента в глаз попал, когда он «ушко» на плите выдалбливал. Другому посрать приспичило. Я их сначала хотел не пустить, а потом подумал, что Диме надо привыкать срать в чужой компании. Не буду же я ему постоянно дверь держать? Впустил. Там, говорю, пацан срет, не смотрите на него, а то он стесняется.

Не знаю, что там у них произошло, но где-то через минуту Дима выскочил. Взъерошенный такой. Морда в красных пятнах. Глаза дикие.

— Ты почему их запустил? Ты же обещал?!

— Чтоб ты привыкал. Помочь тебе хотел.

— Помочь? Да я там... как... как...

— Какал?

— Сам ты какал! Как цирковое животное себя чувствовал. Они когда зашли, я уже не мог уйти. Ты меня перед фактом поставил, понимаешь?

— Понимаю. Ну, постоял чуток перед фактом, не умер ведь? Пошли работать. И сними ты уже каску. Кто в касках ходит, тот в обмороки от жары падает.

— В касках вообще никто не ходит.

— Поэтому и не ходит. И ты не ходи.

— Мне к бригадиру надо.

— Зачем?

— Хочу поговорить с ним про туалет и технику безопасности.

— Второй этаж. Шестая дверь. Но я бы не советовал...

Дима рванул. После разговора с бригадиром он ушел с завода. Бригадир Савелич не любит, когда молодежь права качает. Ну и слава богу, что ушел. Не для нежных людей наше производство.