Тяжелые тюремные ворота поползли вбок. Халулаец улыбнулся и медленно поднял лук. К воротам подъехало такси. Дальше два события наложились друг на друга. Из ворот вышел Зобнин, а из такси выскочил Володя и бросился ему на шею. В одну короткую секунду Егор Саныч понял, почему сын так и не привел домой девушку. Володя ластился к Зобнину, а тот улыбался и гладил его по спине. Халулаец натянул тетиву. Он как бы взял себя в кавычки. В таком же состоянии он добывал языка в горах Афганистана и шел в лобовую атаку на обколотых героином душманов.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

Время уходило. Звериным чутьем халулаец слышал его шаги. А может, это колотилось сердце.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

В последнее мгновение, когда парочка уже стояла у такси, Егор Саныч вскинул лук, выпустил стрелу в небо и повалился на землю. А Володя и Зобнин сели в такси и уехали в Пермь.

Несладкая история

Есть в мире сладкие места. Я щас не про физиологию, я про работу. Например, отдел материально-технического снабжения одного заводика, который рекламировать не буду, большой сладостью отличался. Я туда спецом устроился. Моему приятелю мужики с этого заводика медь таскали. А я решил туда трудоустроиться, чтобы... кое-что стырить. Мне свойственны далеко идущие планы. Я вообще стратег, если отбросить скромность. На самом деле, мне легко отбросить скромность, потому что я с детства предпочитаю целеустремленность.

А еще я красив той грубой прямолинейной красотой, на которую так падки чуть-чуть образованные женщины и сильно образованные мужчины. Некоторые склонны приписывать мне гипнотические способности, но здесь я решительно протестую. Любой гипноз в моем исполнении — это чутье и ум. Например, зашел я в отдел кадров и вижу: женщина лет сорока, на пальце полоска от обручального кольца, волосы у корней не прокрашены, маникюр есть, но самодельный и нанесен неровно, кожа оставляет желать лучшего, при этом — шея изящная, грудь очерченная, черты лица предполагают одухотворенность. Как с такой заговорить? А очень просто с такой заговорить, потому что заговаривать надо не с ней, а с вышивкой на стене. На вышивке море и корабль с парусом изображены при помощи «крестика». Это кадровичка с тоски и от одиночества соорудила. Чтобы о муже не думать, чтобы будущее в этом нитяном море утопить. Но зачем же топить, зачем так сразу, когда есть я?

— Потрясающие волны!

— Что?

— Картина. Я бы на вашем месте отодвинулся.

— Почему?

— Обрызгать может.

— Вам правда нравится?

— Очень. Я сам пробовал вышивать...

— Вы?!

— Я. А что в этом такого?

— Ничего. Просто мужчины обычно...

— Предрассудки. Когда одинок, надо же чем-то занимать вечера?

Кадровичка вздохнула.

— Вы одиноки?

— Как жертва кораблекрушения.

Кадровичка замялась. Я знал, что ей хочется спросить почему. Но она стесняется. Выдержав паузу, я ответил на незаданный вопрос:

— Жена погибла в аварии полтора года назад.

Здесь главное — не переборщить. Потому что жить без женщины три года — бобылячество, а полгода и флиртовать — свинство. А полтора — самое то. Ты как бы уже поскорбел всерьез и теперь делаешь первые шаги к новой жизни. Робкие такие шаги, как олененок Бэмби.

Кадровичка встрепенулась и спросила:

— А вам чего?

— Я хочу все поменять.

— Что поменять?

Кадровичка залилась густым румянцем.

— Все. Квартиру поменял, машину поменял. А к вам пришел, чтобы поменять работу.

— Вы на какую-то конкретную должность претендуете?

— Мне бы в отдел материально-технического снабжения.

— Там вроде бы все занято.