– Откуда такая точная дата? Он, что, с кем то познакомился именно в этот день? – поинтересовался Сталин, не желающий упускать в этом деле ни одной мелочи.

– Эту дату назвал нам комбриг Киселев Михаил Сергеевич, исполняющий обязанности командира 2 ой тяжелой танковой дивизии Ленинградского ВО[1], – тяжелых танков в ней, конечно, уже не было, но прежнее название сохранилось, – который знал Геркана еще с 1926 года, и вместе с которым служил в 3 ем отдельном танковом полку, здесь, в Москве. Дело в том, что последнее, о чём помнит гражданин Геркан, – это как он забирается на корпус старого английского танка, чтобы провести его технический смотр и при этом поскальзывается. Такой случай в его прошлом действительно имел место быть именно 1 августа 1929 года. Он тогда получил закрытую черепно мозговую травму и две недели провел в госпитале.

– Да, не везет Геркану с головой. Вечно она у него страдает. То пуля, то с танка сверзится, то… А в этот то раз что случилось? – вчера ему лишь сообщили, что в Ленинграде обнаружился живой, хоть и не совсем здоровый, бывший заместитель начальника Автобронетанкового управления. Тот, кого все полагали погибшим чуть ли не полгода назад в Испании. Но вот подробностей его обнаружения доселе не было известно.

– Судя по характеру полученных им травм, ударили сзади каким то твердым и тяжелым предметом с прямыми углами, скорее всего кирпичом, – даже не сверяясь со своими записями, тут же ответил Берия. – Только это еще не всё. Похоже, что не только вчера, но и вообще в последнее время свою голову он сберечь не смог. Помимо травмы, полученной при ограблении, медики выявили у него остаточные следы еще нескольких, заработанных относительно недавно повреждений, как головы, так и всего тела. Проведенное рентгеноскопическое исследование показало наличие зарастающих трещин в трех ребрах.

– И какой из этого мы можем сделать вывод? – с хорошо читаемым вопросом в глазах воззрился «друг всех физкультурников» на наркома внутренних дел.

– В промежутке двух трех недель назад он, либо попал в какую то аварию, либо подвергался иному физическому воздействию, – очень так витиевато завершил своё короткое пояснение глава НКВД.

– Били? – сощурив глаза, прямо спросил Сталин, не удовлетворившись услышанным.

– Не исключено, – кивнул головой, не ставший отводить взгляда Лаврентий Павлович. – Следы слишком старые, слишком хорошо поджили, чтобы можно было сказать точно. Но если и били, то очень аккуратно. Со знанием дела. Явно старались не оставить на лице и прочих открытых участках тела хорошо заметных следов. Что нос, что зубы, целы. А вот в районе правой почки и печени гематомы были солидных размеров.

– Зацепки какие нибудь есть? – вновь недовольно пыхнув очередной порцией табачного дыма, решил ускорить повествование Сталин. – Кстати, почему решили, что его в Ленинграде именно ограбили?

– Работаем, товарищ Сталин. Проверяем всю округу. Должен же он был там как то появиться! – А что еще мог ответить на поставленный вопрос нарком внутренних дел, который только по приходящим от ленинградских подчиненных телеграммам и мог судить о ходе этого дела? – Что же касается нашего предположения об ограблении. Так с него явно сняли пиджак и обувь, а также вывернули карманы брюк. Не исключено что и поклажу украли, если у него имелось что с собой.

– Хорошо. Работайте.