— Не может быть!.. — прошептал Перовский…

Только на днях получил он письмо от Генса, исполнявшего в отсутствие военного губернатора его обязанности. Генс сообщал, что его адъютант Герн еще первого сентября находился в ставке Кенесары, откуда только что вернулся. Он доложил, что там царит тишина и спокойствие и все ждут окончательного результата переговоров…

Царь сделал отметающий жесть рукой, и на лице его появилось так хорошо знакомое всем брезгливо-пренебрежительное выражение.

— Сегодня прибыл гонец с депешей от кокандского хана… Все же вам следует запомнить, Василий Алексеевич, что наше доброе отношение к вам не означало согласия на провозглашение этого Кенесары степным императором. В Российской империи этого не может быть дозволено. В вашем споре с Горчаковым я склоняюсь сейчас на его сторону… К тому же не вам мне объяснять, что, когда российские интересы столкнулись по всей Азии с интересами британской короны, разумно ли подрывать наши добрые торговые и всяческие иные отношения с Кокандом, Бухарой или Хивой? И не может каждый губернатор в России вести свою политику. Так что довольно канителиться вам с этим Кенесары. Сегодня я отдал приказ Чернышеву объединенными усилиями Сибирской и Оренбургской линий покончить с ним бесповоротно и навсегда. Если же вы, граф, считаете, что не сможете со всем старанием выполнить этот приказ, то…

Перовский низко опустил седую голову:

— Слушаюсь, ваше величество!..

— Что же, тогда отправляйтесь в Оренбург!

Царь сделал разрешающий жест рукой. Граф Василий Алексеевич Перовский еще ниже склонил голову. Подняв глаза, оренбургский военный губернатор увидел лишь удаляющуюся прямую спину самодержца и почти вплотную прильнувшую к ней стройную фигурку в платье из обычного китайского шелка. Он вспомнил буйные грубоватые расцветки среднеазиатского атласа и глубоко вздохнул. Что делают сейчас с этим атласом запыленные и пропотевшие сарбазы Кенесары?..

Граф был осведомлен о своднической роли военного министра Чернышева в романе царя с красавицей Макеевской. Знал он, что с некоторых пор тот добивается назначения своего дальнего родственника генерал-майора артиллерии Обручева на место Перовского. Лишь благодаря непонятной благосклонности к нему царя военный министр не осмеливался прямо советовать произвести соответствующие перемещения. Но теперь лукавый Чернышев, кажется, у цели.

И еще невольно подумал Василий Алексеевич Перовский, что отношения при российском императорском дворе мало чем отличаются от отношений между казахскими султанами, которые грызутся между собой за власть и влияние. Они обязательно притрутся друг к другу — эти султаны и нынешние российские управители…

* * *

Через несколько часов после разговора с самодержцем, на рассвете следующего дня, Василий Алексеевич Перовский выехал в Оренбург и в самом скором времени добрался туда. Сразу по приезде он узнал от Генса все подробности. Предстояло в срочном порядке разработать необходимые мероприятия по ликвидации мятежа и самоуправства Кенесары.

Предварительно ко всем ага-султанам были посланы нарочные с требованием немедленно явиться в Оренбург. Вчера уже почти все приехали, и генерал Генс составил подробный доклад о положении в степи. Молодой ясноглазый адъютант доложил военному губернатору о прибытии Генса.

— Пусть войдет!.. — устало махнул рукой Перовский.

Вошел генерал Генс, человек высокого роста, с орлиным носом и каштановыми, слегка вьющимися волосами. В очках в золотой оправе, он был скорее похож на ученого, чем на военного. Чувствовалось, что отношения между военным губернатором и подчиненным ему начальником пограничной комиссии лишены того бравого солдатского духа, который восходил к павловским временам и с новой силой возродился в нынешнее царствование…

Кабинет графа Перовского представлял собой довольно просторную квадратную залу с несколькими обитыми золотистым бархатом креслами.