— Кенесары никому не захочет подчиниться, в том числе и Российской империи… — сказал Перовский. — И тут же ничего не поделаешь. Его главная цель — объединить под своей властью всех казахов, где бы они в настоящее время ни проживали. Он хочет воссоздать великое казахское ханство, не понимая, не желая понимать обреченности этой затеи в наше время. Как бы мы с вами ни относились к нему, нам предстоит покончить с его мечтами и надеждами… Что делать, не мы первые в истории совершим подобное деяние!..

— Даже сырдарьинский батыр Жанкожа нашел с ними общий язык… — Генс задумчиво повернул голову к карте. — Иначе не смог бы Кенесары штурмовать Созак, обороняемый пятью тысячами воинов.

— Но государю доложено, что он отправится туда с четырьмя тысячами сарбазов. А это не изнеженные городские жители!

— Да, но на колодце Шункур-кудук их настигла дизентерия, и ему пришлось оставить там добрую половину войска. Так что не помоги ему Жанкожа со своими сарбазами, вряд ли пришлось бы ему осаждать Созак…

— Как там дела?

— Десять дней уже длится штурм. По-видимому, дело идет к концу…

— Решиться на такой штурм мог лишь отчаянный человек!

— Ну, ему не занимать отчаянности. Вы же знаете этого разбойника. И насчет его полководческих талантов сомневаться тоже не приходится. Таких бы людей привлечь к России, а не всякую мелкую сволочь из горчаковского окружения. К сожалению, нам этого не позволят сделать. Все должно склониться перед единым шпицрутеном — от финских хладных скал до пламенной Колхиды… А Созак он возьмет, не сомневайтесь. По моим данным, он даже сотню лестниц заготовил для штурма, а кому лезть по ним, у него найдется.

— Но как все же сумели они пройти за неделю Голодную степь? — Перовский выбросил руку к карте.

— Не за неделю, Василий Алексеевич… — Генс понизил голос почти до шепота. — За пять дней! Я не знаю, провозгласили или нет его ханом у могилы предка Алаша, но неоспоримо, что еще седьмого сентября он находился там вместе со всеми поддерживающими его аксакалами и биями. Это — возле Улытау. А уже двенадцатого сентября с половиной своего войска он вышел к стенам Созака. Только птицы способны на такие перелеты!..

— Как же он шел? Если через пустыню, то для этого необходимы верблюды, а не лошади…

— Он как раз и шел дорогой, якобы проложенной четыреста лет назад этим Алашем. Мне все подробно рассказал сарбаз, доставивший вчера депешу. Вот их путь. — Генс возвратился к карте: — Кара-Кенгир, где мавзолей Алаша, затем урочище Каражал, уже в ста тридцати верстах от Улытау. Через двадцать две версты по берегу Сарысу могила батыра Таймаса, а еще через сорок пять верст — так называемая «Девичья могила», где они дали передышку лошадям…

— Насколько я помню, там бедный травостой и совсем мало воды.

— Это для наших солдатских лошадей. Что касается казахских коней, то они где угодно добудут себе корм… А вот их дальнейший путь. Через двадцать семь верст — переправа у Тас-Откеля и ночевка пониже могилы Сарта. На рассвете уже по левому берегу Сарысу тридцативерстный переход до могилы Кара-Кипчака. Здесь краткая кормежка лошадей, и потом самый тяжелый переход через движущиеся пески, на которые никогда не решился бы даже опытный караванщик. На первый взгляд — сыпучие безжизненные пески и нет ничего живого. Но кое-где между барханами растут полузасыпанные песком колючий тростник — шенгел, сухой кустарник — баялыш, попадаются изредка столетник и тамариск. Нужно уметь лишь увидеть все это. Даже джида растет в заповедных местах меж песчаными холмами. А для прокормления людей там хватает дичи — зайцев да косуль.