Лайла и Кларисса были самыми младшими в комнате. Остальные гости в большинстве своём были намного старше, чем даже мистер и миссис Хоули. Кроме мистера Уилера, сидевшего рядом с иссохшей седовласой дамой, у которой кожа на подбородке свисала широкими складками, словно присборенная атласная ткань. У двух женщин в причёсках покачивались огромные страусиные перья, но никто из дам за столом не мог сравниться с миссис Хоули. Джентльмены были в строгих костюмах, за исключением одного глубокого старика — его изношенный и неряшливый наряд, дополненный перекосившимся галстуком-бабочкой, с трудом можно было счесть «строгим», да и звания «костюма» он едва ли заслуживал.

Кларисса сидела по левую руку от матери, а Лайла — по правую. Миссис Хоули внимательно наблюдала за обеими в течение всей первой перемены блюд и слушала, как они ведут беседы с соседями по столу.

— Профессор Керрзон, — сказала Кларисса, повернув нежное личико к морщинистому и несколько растрёпанному джентльмену, сидевшему слева от неё, — читали ли вы статью в «Дейли эдвертайзер»?

Ханна заметила, что миссис Хоули покривилась при слове «статья». Дейз уже говорила ей, как хозяйка беспокоится о том, что Кларисса кажется «слишком уж умной» и что её начитанность отвлекает внимание от её естественной красоты. Но миссис Хоули окончательно побледнела, когда Кларисса продолжила:

— В статье говорится, что Теодор Рузвельт…

Девочка вдруг вздрогнула и осеклась. Ханна догадалась, что мать толкнула её ногой под столом.

— Mama…

— Не следует за столом говорить о политике, милая.

— Это не о политике, mama, это об охране природы. Он хочет выделить землю под заповедники.

— Заповедники! Что за глупость! — Миссис Хоули весело рассмеялась.

— Но mama, я собираюсь вступить в Клуб защиты природы.

— Прелестно! — Эдвина Хоули растянула губы в ослепительной улыбке и ловко сменила тему: — Кстати, о парках, видели вы этой весной тюльпаны в Общественных садах? Они просто восхитительны. К тому же, говорят, айва расцвела впервые за десять лет.

Кларисса, похоже, немного обиделась, но ничего не сказала, а погрузилась в обычное для неё благодушное молчание. Она никогда не дулась. Беседа за столом возобновилась в русле, которое Эдвина Хоули явно находила более приятным и приличным. Разговор быстро переходил от оперы к симфонической музыке, от лодочных прогулок по Чарльзу к «дворцу», который миссис Джек Гарднер строит в парке Фенуэй.

Всё это время Лайла совершенно определённо «строила глазки» мистеру Уилеру. Она метала в его сторону взгляды, вылетавшие из-под ресниц, словно птицы из клетки. Лайла натянутым тоном поинтересовалась у художника, какое платье он посоветует ей надеть завтра, когда она начнёт позировать для картины.

— Как вы думаете, к лицу мне будет это платье на картине, мистер Уилер?

— Оно всюду будет вам к лицу, Лайла, — дипломатично ответил он.

— О, мистер Уилер намерен писать ваш портрет, милая? — спросила пожилая дама с обвисшим подбородком.

— Да, — сказала Лайла, отвернувшись от художника. Ханна и мистер Уилер одновременно взглянули друг на друга. Их глаза встретились на секунду, от силы на две.