— Ох ты! — вздохнула Сюзи.

— Что с тобой? — повернулась к ней Ханна. Девочки стояли рядом на палубе.

— У меня всякий раз такое начинается, как выходим за Кейп-Энн. Как будто весь океан хлынул на меня и выворачивает наизнанку. — Розовое личико Сюзи посерело. — Там открытое море. Целый Атлантический океан, — прошептала она.

Ханна же была в восторге от того, что так пугало Сюзи. Но она старалась не проявлять радость открыто. Прошлым вечером, когда она, купаясь, обнаружила у себя на коже тонкую сеточку в виде капелек, Ханна поняла, что глубоко внутри в ней начались крайне странные перемены. После купания она ещё не меньше полудюжины раз смотрела на свои ноги. Похоже, вид сеточки менялся вместе со временем суток: иногда она была более заметной, иногда — менее. Но удивительнее всего, пожалуй, Ханне казалось вот что: хоть она и чувствовала, как отдаляется от всего, о чём раньше мечтала, от возможности стать «правильной», её это больше не пугало. Девочка ощущала, что движется к чему-то новому: немножко страшному, но вместе с тем настоящему.

Ханна закрыла глаза и отдалась ритму моря. Это чем-то напоминало ту ночь, когда она впервые почувствовала трепет струн, донёсшийся к её постели через шум норд-оста. Теперь это была не буря, а рёв двигателей и грохот волн, рассекаемых носом парохода. Однако девочка различала за этим шумом звуки и мелодии морских глубин, отдававшиеся в её сердце подобно музыке арфы, только ещё сильнее. И в эту минуту она поняла, что не только может играть на арфе, но что если сейчас её смоет с палубы в море, то она поплывёт, потому что умеет плавать, пусть никогда и не пробовала.

Глубоко в душе, в её подсознании, в самом её существе звучала древняя мелодия: память веков, прожитых океанами мира. Ханна знала, что ей нужно набраться терпения, но страстно хотела понять, что же с ней происходит, прямо сейчас. Она чувствовала, что художнику это известно. Он тоже принадлежал к этому иному миру, если не теперь, то прежде. Ханна и в этом была уверена.

Пока пароход не миновал изрезанный полуостров, воздух время от времени оглашался звуками буев: звоном колоколов или печальным свистом. Но наконец берег совсем скрылся из виду. Вокруг было по-настоящему открытое море. Матросы сказали, что ни клочка земли не покажется до самой поздней ночи, да и тогда что-то разглядеть удастся, только если небо прояснится и станут видны луна и звёзды.

Ханной овладело странное и удивительное спокойствие. Её наполнила гармония. Девочка ни разу не спустилась в тесную каюту, выделенную им с Дейз, Сюзи и ещё двумя служанками из других бостонских домов. Она оставалась на палубе весь день и всю ночь. Туман растаял, показались звёзды, и высоко в небе поплыл месяц. Ханна заметила на горизонте гору, поднимающуюся из воды. Она подошла к ограждению на носу парохода. Небо в этот час было не чёрным, а тёмно-синим, а море казалось серым.

— Это будет Иль-о-Хо, Высокий остров, — сказал Сэл, дружелюбный и весёлый матрос, который с радостью отвечал на все вопросы Ханны. — А видишь, вон там по правому борту огонёк? — Ханна прищурилась и разглядела что-то вроде светлячка, который прыгал вверх-вниз у самого горизонта.

— Да, да! Вижу!

— Это маяк на скале Маунт-Дезерт. Она милях в двадцати или около того к югу от острова Маунт-Дезерт.

Небо стало густого синего цвета. Через несколько минут из моря показался ещё один силуэт.

— Гора Зелёная, — сказал Сэл.

— Она на Маунт-Дезерт? — спросила Ханна. — Выходит, остров называется Горой, а на нём ещё одна гора? — Она рассмеялась.

— Да, это уже Маунт-Дезерт. И его гора.