Их отыскал Святослав, спросил:

— Ну, как?

— Все ладом, князь,— отвечал пестун.— Не хочешь ли пирога, Святослав Ярославич?

— Давай,— Князь взял пирог, присел около, стал есть. Потом, вздохнув, сказал: — Вот никак не думал, что на родной город ратью пойду.

— А ты в Переяславле родился? — спросил княжич.

— Ну да. Там и постригали. А когда татары пришли, город сожгли, мать убили, меня мальцом в полон увели.

— Так ты и в плену был? — удивился княжич.

— Был, брат. Там и татарскому языку выучился. Отец потом выкупил меня за немалые деньги. Так что, брат, я тоже сиротой возрос, маму едва помню. Тебе больше повезло, Миша, мать вон в поход пирогами нагрузила.

— Бери еще, князь,— предложил Александр Маркович.— Нам их целый туес наложили. Бери, пока свежие.

Святослав взял еще пирог. Пестун, помолчав, сказал:

— Святослав Ярославич, под твоим княженьем Тверь, считай, десять лет в тишине прожила. А вот ныне в поход вышли, да не на литву или немцев, а на своих.

— Ты думаешь, Александр, мне драться хочется? Со сво-ими-то? Но и ждать, когда на тебя придут, нет резона. Я все же надеюсь, что крови избежать удастся. Ну, спасибо за пироги, пойду найду посадника. Укладывайтесь. Тронемся рано.

Через три дня подошли к Дмитрову, где ждала уже тверичей московская дружина. Увидев княжича Михаила, князь Данила вскричал радостно:

— Ба-а. Никак, Михаил Ярославич! Вырос-то, вырос как.

— Да и ты ж забородел, Данила Александрович,— сказал Святослав,— Время-то не стоит. Что, идем на Переяславль?

— Да нет, князь, придется тут исполчаться. Какой-то переметчик¹ уж донес Дмитрию, он с часу на час с полком здесь будет.

Немедля стали готовиться. Новгородцев, как более стойких, определили в чело, московскую дружину на правое крыло, тверичей — на левое. Воины разбирали с возов оружие, облачались в брони.

Посадник и князья съехались на пригорке, чтобы договориться о действиях. Святослав Ярославич предложил:

— Послушайте, Данила Александрович, Семен Михайлович, сеча, конечно, дело святое в споре, но давайте попробуем миром договориться. А?

— Как миром? — удивился посадник.— Вече приговорило идти на переяславцев, наказать их.

— Но, Семен, ты в сече можешь половину людей потерять, да еще неведомо, переважишь ли.

— Новгородцы уже суздальцев переважили.

— Это ты про липецкую битву?

— Ну да.

— Это когда было-то, более полета лет тому, считай. Татар еще не было. А ныне Орда над нами висит. Мы сцепимся, у них повод явится прийти на Русь сызнова. А их приход сам знаешь, чем чреват. А ты что, Данила, молчишь? Тебе-то Дмитрий брат ведь!

— Да я что? Я не против мира, мое княжество после прошлого татарского набега не успело оправиться.

С трудом, но все же уговорили посадника согласиться на переговоры.

— Кого пошлем с предложением? — спросил князь Данила.

— Брата моего Михаила.

— Ты что, Святослав, всерьез?

— А что, двенадцатый княжичу. И потом, с ним же пестун боярин поедет. Он будет договариваться, а Михаилу весьма полезно будет при сем присутствовать.

Великий князь Дмитрий Александрович получил из Москвы сообщение о надвигающейся на него грозе, когда тверичи еще только собирались выступать в поход. Ему, только что воротившемуся из изгнания, тяжело было это слышать. Призвав своих ближних бояр Антония с Феофаном, жаловался им:

— Видит Бог, не мыслил я зла на них. Но пошто они аки волки ищут смерти моей? Пошто?

— То Андрей семена рассеял, Дмитрий Александрович.

— И это брат?! А? И этого засранца я когда-то на кукорках таскал, бавился с ним.