Андрей мялся, вздыхал, и хан, восприняв это как колебание, спросил:

— Ну, чего скривился, как от кислого?

— Да не знаю, как это сделать.

— Как? Очень просто. Дмитрий старше тебя, а перед старшим не грех и выю пригнуть, гордыню смирить. Мало того, прощения попросить за прошлые досады, а если еще слеза в глазах явится при этом, то он поверит в твою искренность. Понял?

— Понял, Менгу,— вздохнул Андрей.

— Да не вешай носа. Помни, я всегда на твоей стороне. А с Дмитрием все может случиться, не железный же он: с коня может упасть, утонуть или грибами отравиться. Так что не горюй, князь.

Андрей и впрямь повеселел, восприняв намек хана буквально:

«Значит, что-то задумал косоглазый против Дмитрия. Не может простить ему поездку к Ногаю. Ну и тем лучше».

Возвращался Андрей Александрович со своими ближними боярами. Самым близким советником был Семен Толниевич, он переехал к нему из Костромы после смерти Василия Яро-славича, которому верно служил до самого конца. Этим боярином Андрей был очень доволен, отличив его ото всех за ум и личную преданность.

И особенно нравилось Андрею в Толниевиче, что тот никогда не говорил плохо о своем бывшем князе костромском, Василии, и если вспоминал его, то только добром:

— Замечательный человек был Василий Ярославич.

— Но он же донимал новгородцев требованиями отринуть грамоты Ярослава.

— Правильно донимал,— твердо отвечал Семен Толниевич.— Потому как по тем грамотам князь был почти бесправен в Новгороде.

По этим разговорам князь Андрей догадывался, кто советовал князю Василию «донимать» новгородцев.

И сам, приблизив к себе Семена Толниевича, всегда прислушивался к его советам, хотя не всегда им следовал. Вот и в отношениях с Дмитрием Семен Толниевич пытался как-то уговорить Андрея не очень обострять их, не всегда поддерживал и призвание татар на Русь. Уж очень дорого обходились эти призывы русским княжествам. Мало того что Андрею приходилось содержать нанятую Орду, так она ж еще и пус-тошила землю, обезлюживала княжества.

— Мы на этом суку сидим, Андрей Александрович,— говорил Семен Толниевич, уговаривая князя отказаться от найма татар,— А они и помогут нам, и срубят этот сук.

Но Андрей призывал татар, те пустошили княжество так, что весной орать¹ землю и сеять некому было, дань сбирать было не с кого. И Андрей хватался за голову, а Семен Толниевич, не произнося ни единого слова попрека (я же предупреждал!), искал выход из отчаянного положения. Почитал себя верным слугой именно этого князя, которого ему Бог послал, и не мечтал о другом, хотя переход к другому князю, более счастливому и удачливому, не считался изменой. Он был в порядке вещей и правил, не имел никаких последствий для переходящего. Ценил князь Андрей Семена Толниевича и за то, что никогда не слышал от него попрека за совершаемые ошибки.

Возвращаясь на Русь, на первом же ночлеге, лежа в шатре рядом с милостником, Андрей поведал ему о разговоре с ханом и спросил:

— Что ты думаешь об этом, Семен?

— Я думаю, князь, что хан прав, надо помириться с Дмитрием. Хотя, конечно, Тудай-Менгу здесь о своей корысти заботится. Но ехать в Орду вместе с Дмитрием, пожалуй, не удастся.

— Почему?

— Дмитрий Александрович нашел себе более могущественного покровителя — Ногая. И к Менгу не поедет.

— Уговорить надо.

— Попробовать можно, но вряд ли получится.

— Почему?

— Потому что эта поездка, а она, если случится, будет не с пустыми руками, может рассорить Дмитрия с Ногаем. А ведь этот хан сильнее Менгу. Думаешь, случайно Тудай так легко смирился с ярлыком, выданным Ногаем Дмитрию? Нет, Андрей Александрович, у татар тоже семейным скандалом пахнет.