Змей, ядовитый настолько, что способен убить бога, обхватывает своими челюстями моё запястье. Почему же мне не больно? Должно же.

В этот момент я понимаю, что его ядовитые клыки не вонзились в кожу, один клык попадает в нефритового жука-скарабея на моём браслете и застревает там. Широкое золото браслета не даёт свободному клыку дотянуться до кожи. Я не умру! Я не умру!

Змей извивается, и его гибкое чешуйчатое тело хлещет в воздухе, в то время как он пытается высвободить свой клык.

— Айседора! — Кричит моя мать. А, да. Надо скинуть змея с запястья. Я бешено трясу рукой, и змей, потеряв хватку, проплывает по воздуху и приземляется со шлепком на пол у подножия маминой кровати.

Он поднимается, шипит и открывает рот до невозможности широко. Кажется, что он продолжает расти, пока я смотрю, разматываясь и растягиваясь. Я уверена, что он не перерастёт комнату целиком и проглотит нас всех. Я не могу справиться с ним, не могу защитить свою мать. Я тянусь и беру её за руку.

Отец ударяет своим посохом по хвосту змея. Тот замирает и на глазах ссыхается в пыль, пока совсем не исчезает.

Нефтида опускается на колени, её глаза приклеены к тому месту, где теперь уже ничего не остаётся от змея-демона.

— Нет, — шепчет она, трясясь. — Нет. — Она не поднимает глаз, она не смотрит на нас.

В комнату вбегает Рио, оглядываясь через плечо.

— Там Анубис! Я больше не мог сдерживать дверь, поэтому я убежал.

Он поворачивается, чтобы оценить ситуацию в комнате. Нефтиду, съёжившуюся в углу. Отца с его чёрной кожей, обёрнутого в мумию и невероятно высокого, и его посох, источающий силу. И маму в крайне неловкой позе на кровати.

— Я лучше подожду в другом углу, — Рио проскальзывает вдоль стены, глядя в пол.

— Айседора? Нефтида? Что происходит? — Голос Исиды напряжённый, её лицо покрывают капли пота. Она выглядит ужасно: тёмные круги под глазами, кожа пожелтела вместо её обычно здорового цвета. Видимо, Нефтида поработала с проклятиями даже лучше, чем я думала.

На маминой шее висит кулон.

— Нефтида сделала его для тебя? — спрашиваю я. Она кивает, и я стягиваю его и швыряю в другой конец комнаты. Вынимаю один из по-настоящему защищающих амулетов из своего кармана, и надеваю его ей через голову, потом, наклоняюсь к ней и прижимаюсь к её лбу губами, как обычно делала она, когда я плохо себя чувствовала.

Она глубоко вздыхает, и её взгляд обостряется, словно к комнате возвращается резкость, хотя её цвет лица по-прежнему остаётся слишком не естественным.

— Нефтида, — говорит она, в её голосе нет злости, когда она смотрит на то, как сестра рыдает в углу.

— Дорогая сестра, прости меня.

— Это она, — говорю я. — Всё это время. Сны… всё… это всегда была она. Она и есть тот чёрный яд, который охотился на нас, угрожая всё разрушить!

— Сердечко, — она улыбается мне, и в моей груди рассветает солнце. — Спасибо тебе. Я так рада, что ты здесь.

— А что насчёт неё? — Я бросаю мельком взгляд в сторону тёти. — Что ты сделаешь с ней?

— Ничего.

У меня отвисает челюсть.

— Но… она… мама, она пыталась убить тебя! Она и меня пыталась убить!

Я сжимаю кулаки. Нефтида заслуживает смерти. Таким изворотливым и озлоблённым людям, как она, нельзя давать право на вечную жизнь. Это неправильно, несправедливо.

На долю секунды я замечаю, как чернота скручивается и уползает из поля моего зрения, но когда я моргаю, она совсем исчезает. Мой гнев стихает, как потухающий костёр. Я не буду питать эту черноту. Я не допущу, чтобы у неё была душа моей матери; я также не допущу, чтобы у неё была моя душа.