— Слушай, Асланбек, долго еще ехать-то, а?

— Да нет. Почти приехали. Ну, может час еще ехать. Не больше.

«Ну вот», — подумал я, — «начинается. Сначала мины легкие, противопехотные, потом чего покруче, а потом и обстрел может начаться». Я передернул затвор, и снова поставил автомат на предохранитель.

Внимательно наблюдавшая за мной молодежь тоже лихорадочно защелкала затворами. Глядя на такое дело, я только и смог им сказать:

— Вы только потом не забудьте, что у вас патрон в патроннике, а то перестреляете друг — друга, бойцы Красной армии, ё-моё.

Они дружно закивали головами, а водила только зевал. Он не принял участия во всеобщем оживлении, наверное, решил, что в его толстой шкуре застрянут любые пули и осколки.

Туман за пределами машины усиливался. А сырость заползла и вовнутрь.

Часть 2

Приехали мы, как это обычно водится, совершенно неожиданно. Я-то думал, что это обычная остановка, спокойно, не дергаясь, сидел на своем ящике в полубессознательной задумчивости, а тут в кузов Асланбек просунул свою бородатую голову, и сказал голосом мальчика из знаменитого советского фильма про пионерлагерь:

— А что это вы тут делаете, а? Приехали. Вот вам и Харами.

Мы выскочили наружу, и я обалдел. Если кто-то подумает, что я лишился дара речи от неземной красоты перевала, то глубоко ошибается. Обалдел я от того, что ничего не было видно. Стена тумана уже на расстоянии в десять пятнадцать метров отрезала мир напрочь. Я не мог определиться, где я, где все, куда двигаться? Мое воображение поразила густая, как-то особо сочная и зеленая, трава, которая была вся в капельках воды. Пять минут побродив по ней, я почувствовал, что берцы намокли. Мои юные дальневосточники с такими же неврубающимися лицами бродили вокруг «технички», стараясь далеко не отходить.

Я все же побрел на шум, и вышел на майора Раджабова — командира сводного батальона. Он вертелся на одном месте, и непрерывно отдавал какие-то указания подбегавшим людям. Но ни одного знакомого лица я среди них не разглядел. В основном это были папоротники, да еще из 1-го батальона, а там я не разбирался.

Улучшив момент, я рискнул напомнить о себе.

Майор, увидев меня, слегка озадачился.

— Шевцов уже уехал, — сказал он скорее себе, чем мне, — но Рац крутился где-то здесь… Вот что — как только он появится, я его за тобой отправлю. Ты, кстати, где?

Я повернулся, чтобы указать на «техничку», но она исчезла в тумане с концами. Я махнул рукой в ту сторону, откуда появился, и пояснил:

— Тут рядом, в «техничке», но только за туманом не видно.

— А ладно, найдем. Короче, сиди и жди.

Спихнув с себя груз принятия решения, я вернулся к машине. И вовремя, толстый водила, обладатель развитого обоняния, учуял-таки запах кухни, и набрел прямо на гречневую кашу с мясом.

Когда он об этом сказал, уже уписывая ее за обе щеки, я почувствовал, что не жрал весь день, а все мои запасы остались в той, другой «шишиге», у Пятницкого.

Хорошо, что из дальневосточников пара человек была из тех, кого всегда отправляют на кухню. Не те, кто там постоянно ошивается — из приблатненых, а те, кого посылают что-то достать — «а не то…».

Одного бойца звали Толей Романцевым, а второго — Аликом Алиевым, из русских азербайджанцев. Как он вообще попал в армию, уму непостижимо.

В общем, они взяли котелки и отправились за едой.

Серьёзный и какой-то весь нездоровый Вася вынырнул из тумана с той стороны, откуда я его и не ждал.