Вася тихо исчез, а я, позевав, пошел спать к себе на перину. И приснился мне весьма мерзкий сон.

Убегал я какими-то дворами и огородами города Темир-Хан-Шура от местных абреков. И были они вооружены огнестрельным оружием. У меня же не было ничего. И догнали они меня все-таки в каком-то незнакомом месте. И выстрелили. Я только об одном думал — лишь бы не насмерть! Но провалился в какую-то пустоту без цвета, звука, запаха и жизни…

Когда я очнулся с бешено колотящимся сердцем, то понял, что это, к счастью, только сон. «Ну может же такое присниться!» — подумал я и перевернулся на другой бок.

Проснулся я уже в темноте.

«Эге!» — подумал я. — «А как же служба!». Надо было идти смотреть за подчиненными: вышли они на дежурство, или забили на все и мирно дрыхнут, как безнадежно штатские товарищи? Я выполз из палатки и поплелся к минометам. На ящиках кто-то сидел. Подойдя поближе, я с удовлетворением отметил, что это сидели Папен, Пимон и Рамир.

— Молодцы! — подбодрил я их. — Благодарю за службу!

— Рады стараться! — раздался нестройный ответ.

«Вашего благородия» я не дождался. Да не очень и хотелось, если честно.

Я присел на краешек ящика и вытянул ноги. Было не очень холодно, тем более в бушлате — скорее ощущалась приятная ночная свежесть. Над нами царствовало звездное небо во всем своем неземном великолепии. Мне вспомнились долгие ночные прогулки с будущей женой, и все, что было с этим связано. Честно говоря, очень захотелось под теплый бочок супруги, а еще лучше — на нее… Но увы! До жены мне было, простите, как до Луны раком. Оставалось только вздыхать. Папен, проникнутый ностальгией, рассказывал о своих охотничьих походах.

— Вот поднялся я на сопку — смотрю: олень!..

Если поверить Жениным рассказам, то он был Соколиным глазом, Чингачгуком и Сетоном — Томсоном в одном лице. Практически его охотничьи достижения здесь выразились в одном подстреленном голубе, которого они сварили и сожрали. Но если учесть, сколько времени и патронов заняла эта охота! Что-то сильно я засомневался в его способностях. Нет, ну если у него дома не тульская двухстволка, а какой-нибудь «Винторез», ну тогда ладно. Тогда я понимаю и руки умываю.

Рамир все бухтел и вздыхал про себя. Пимон лениво курил, держа сигарету заскорузлыми пальцами.

— А где Солоха и Алиев? — спросил я.

— Азер дрыхнет. А Солохин ушел к зенитчикам, — откликнулся Рамир.

Я снова уставился в небо. Обожаю смотреть на звездное небо. «Бриллиантовые дороги в темное время суток».

— Пашка, блин, ты где? — послышалось мне. Я встрепенулся: это был голос Васи. Он меня искал.

— Я здесь, — ответил я, приподнявшись.

— Иди сюда, дело есть.

Я пошел на голос, и нашел Васю в приятном расположении духа.

— Бессовестных сохранил две бутылки. Пошли к ним в блиндаж, там стол накрывают.

Вау!! Это было гарно. Я вернулся к личному составу, и наказал никуда не разбегаться, а если черти принесут капитана Лебедева, то сказать ему, что мы здесь, но куда-то только что отошли. Они закивали головами, и я ушел.

Блиндаж Бессовестных находился в нижней половине нашего блока и был хорошо оборудован. До меня дошло, что почву сверху постоянно сносит вниз, и потому на нашей позиции вместо земли одни камни, а здесь — внизу — чуть ли не полутораметровый слой мягкого грунта. Я даже обзавидовался.

Стол, кстати, обилием не потрясал. Но были консервы, лук и чеснок. Ну и водка, само собой разумеется.

Народу было немного. Но и спиртного, между прочим, тоже.