— Будем считать, что я этого не слышал! — насупился Лешка, и в голосе его зазвучали суровые нотки. — Мы свои руки об эту мразь марать не будем!

— Что?! Так и позволишь ему уйти? — Величко делал вид, что не верит своим ушам. Кедров же напряженно следил за их диалогом, и веко его дергалось все сильнее и сильнее.

— Зачем же? — лукаво подмигнул Лешка капитану. — Все значительно проще. Как думаешь, поселковые мужики сильно обрадуются, когда мы им скажем, кому они должны быть благодарны за явление Твари народу?

— А-а, вот что ты имеешь в виду! — понимающе протянул Величко. — Да, люди в здешних краях простые, им адвокаты не требуются. Заведут суку в лес да прихлопнут к растакой-то матери! Даже хоронить не будут, оставят зверью на растерзание.

— Или отдубасят всем поселком до полной потери товарного вида!

— Да не, камнями побьют, их здесь много!..

По вискам Кедрова сбежала крохотная капелька пота, хотя в доме было отнюдь не жарко. Я уже неотрывно смотрел на учителя и не верил своим глазам. Он нервничает! Более того, судя по тому, какую лезгинку отплясывают его пальцы, лежащие на коленях, он близок к панике! Неужели Лешка все-таки прав?..

— Ой, вот дурак — про чай-то я и забыл! — вдруг хлопнул себя по лбу учитель. — Заслушался вас, и угощение побоку. Сейчас схожу, заново чайничек поставлю, а то небось уже остыть успел!

Кедров поднялся, а вместе с ним встал и Лешка, подошел к книжным полкам и ловко выдернул злополучный томик «Уленшпигеля». Книга сама раскрылась на нужном месте и, когда учитель вернулся из кухни, мой друг принялся читать вслух:

— «Сатана — это я сам, таково мое естество. Я родился на свет уродцем, неспособным к телесным упражнениям, и меня все почитали за дурачка и часто били. Меня никто не жалел — ни мальчики, ни девочки. Когда я вырос, ни одна женщина не желала иметь со мной дело, даже за деньги. Тогда я возненавидел смертельной ненавистью все, что происходит от женщины. Я донес на Клааса, оттого что его все любили. Я любил только денежки — это были мои белокурые или же золотистые подружки. Казнь Клааса обогатила меня и доставила наслаждение. Но меня час от часу сильнее манило стать волком, мне до страсти хотелось кусаться. В Брабанте я увидел вафельницу и подумал, что из такой вафельницы можно сделать отличную железную пасть. О, если б я мог схватить вас за горло, кровожадные тигры, забавляющиеся муками старика! Я бы вас искусал с еще большим наслаждением, нежели солдата или же девочку…»

Лешка замолчал и вопросительно посмотрел на учителя. Тот стоял в дверях, не в силах произнести ни слова, и лишь крупные бисерины испарины проступили на его лбу, выдавая истинные чувства.

— Вы же должны были узнать этот момент! Это монолог Рыбника на допросе, после того как его поймали в капкан и разоблачили.

— Д-да, кажется, припоминаю, — хрипло подтвердил Кедров.

— Вот те раз! — Лешка сделал вид, что обескуражен. — А я так полагал, что вы эту книгу наизусть можете цитировать, особенно те места, что касаются истории с Рыбником.

— С чего бы это? — Учитель все еще предпринимал отчаянные усилия, изображая спокойствие, но удавалось это ему неважно.

— Да ведь если так посмотреть, отбросив мелочи, — все одно к одному! Общая схема преступления Рыбника: воспроизведена как по нотам: тут вам и зверюга невиданная, которую все боятся и мало кто видел, зато все слышали, и жертвы покусанные, и рыбаки, которые по домам сидят и наружу высунуться боятся.