— Ой, да успокойся: ты никого не стеснишь! Там семейная пара едет, я им семь верст до небес наплела, что у нас со Стасиком медовый месяц, очень хочется побыть вместе, а завтра ему на службу. Не поверишь, баба аж слезу от умиления пустила, говорит, себя в молодости вспомнила!

— Повторяю для особо глухих: мне нет дела до твоих выдающихся актерских и прочих качеств. Если ты считаешь, что своим враньем чего-то добилась, то глубоко заблуждаешься. Я из своего купе никуда не тронусь. Ищи себе дураков в другом месте! Надоела!

— Значит, придется мне стеснить твою квартирную хозяйку. — Полина сделала вид, что очень огорчилась. — Сама понимаешь, мне в столице податься не к кому; если ты мне расклад со Стасом поломаешь, придется мне воспользоваться твоим гостеприимством…

— Хватит меня шантажировать! — рявкнула Сашка, оттолкнув от себя Полину. — Я тебе русским языком сказала, что в моей квартире ты появишься только через мой труп! Я тебе ничем не обязана и ничего тебе не обещала. Поэтому, будь добра, отстань от меня со своими бредовыми идеями! Возьмешь завтра на вокзале обратный билет и отчалишь к своему спонсору, мужу, или кто он там у тебя! А мне больше на глаза не попадайся, по-хорошему предупреждаю! Ты и так мне за эту поездку все нервы измотала! Знала бы, что так выйдет, сразу бы тебя на три веселых буквы послала!

— Санечка, лапочка, умоляю: сделай так, как я тебя прошу! — заныла Полина, сообразив, что обычные методы давления уже не срабатывают. — Заклинаю тебя: уйди в седьмое купе, оставь нас со Стасиком вдвоем! Даже вещи можешь не брать, просто зайдешь за ними утром, и все, никуда они не денутся, мы ж люди честные.

— Нет, — ответила Сашка, не собираясь сдавать позиции.

— Ну, Санечка!

— Я же сказала — нет!

Сашка развернулась, намереваясь вернуться в купе, как тут Полина превзошла саму себя. Плюхнувшись на колени, она схватила Сашку за ноги и громко запричитала, не особенно стесняясь выглянувших на шум пассажиров из соседнего купе:

— Санечка, ну пожалуйста! Что тебе стоит, драгоценная ты моя! Только ты одна и можешь мне помочь, умоляю — спаси! Мое счастье — в твоих руках, солнышко! Что угодно для тебя сделаю, в ножки поклонюсь, землю целовать буду…

В более глупом положении Сашка уже давненько не оказывалась. Будь они с Полиной наедине, она бы нашла, что ответить наглой девке, упоенно размазывающей по лицу слезы и разыгрывающей театр одного актера. Но под недовольными взглядами пассажиров, которых подняли с постели вопли Полины, она стушевалась и невнятно буркнула:

— Хрен с тобой.

— Ура! — завопила Полина, подскочила и попыталась расцеловать в обе щеки уворачивающуюся от нее Сашку. — Ты не представляешь, как я тебе благодарна! Санечка, ты просто вернула меня к жизни! Пойдем же, я отведу тебя к новым попутчикам. Вот увидишь, они тебе обязательно понравятся! Такие милые люди — это просто что-то! Тебе с ними будет хорошо!

— Э нет, — замотала головой Сашка. — Сначала я зайду и захвачу свою сумочку. Я без нее никуда! У меня там и документы, и деньги, я ее ни за что не оставлю.

— Ой, да подумаешь — я тебе ее сейчас принесу! Уже бегу!

— Стой! — рявкнула ей вслед Сашка, так и не смирившаяся с мыслью, что Полина все-таки добилась своего. — Либо я сама забираю свою сумку, либо ты идешь к черту со своими идиотскими идеями! Или ты меня уже и в собственное купе впускать не хочешь?

По лицу Полины было видно, что именно этого она и желает, но, боясь, как бы ее задумка не сорвалась в тот момент, когда все уже, казалось, обговорено и согласовано, предпочитает промолчать.