И Гоша знает. Этот весельчак Чижов наверняка сообщил ей о покушении, а она рассказала Гоше. Однако он молодец, не задает лишних вопросов. Теперь ФСБ имеет полное право перерыть всю документацию, влезть в его дела с ногами.
«А может, они сами все это организовали, чтобы получить такую возможность?» — отрешенно подумал Стас и, развалившись на мягком сиденье, сказал:
— Знаешь что, Гоша, пошли они все на фиг! Выключи телефон. Поехали к «Палас-отелю».
— Может, отцу с матерью позвоните? — спросил Гоша. — Волнуются все-таки. Я бы своим позвонил.
— Ну ты же сказал им, что со мной все нормально?
— Сказал.
— Вот и ладно. Выключай мобильник. Поехали.
Уже стемнело. Сыпал мелкий ледяной дождь. Стоянка была залита светом нескольких прожекторов. Стас сунул руку в карман куртки и вместе с пачкой сигарет нечаянно достал маленький бумажный прямоугольник, хотел скомкать и выбросить не глядя, но все-таки стало интересно, что за бумажка и откуда взялась у него в кармане.
Это была фотография, черно-белая, паспортная. С нее глядела на Стаса красивая темноволосая девушка шестнадцати лет. Снимок не мог передать прозрачности кожи, глубокой темной синевы глаз. Девушка была не просто хороша. В ней таилась убийственная древняя прелесть. Она умела смотреть так, как, вероятно, смотрела Ева на Адама, протягивая ему яблоко с древа познания добра и зла. У нее был низкий мягкий голос и пластика священной египетской кошки. Тусклый снимок двадцатилетней давности был заражен очарованием оригинала, как радиацией. Несколько секунд Стас глядел, не отрываясь.
— Не дует? Окошко прикрыть? — спросил Гоша, обернувшись.
Прожектор у ворот стоянки залил салон ослепительным светом.
— Нет! — рявкнул Стас и прихлопнул маленький снимок ладонью.
— Ну, как скажете, — мирно прогудел Гоша, — а то вы после сауны, может просквозить.
Машина выехала на трассу. В салоне стало темно. Трясущимися руками Стас порвал фотографию в клочья, сгреб в горсть и выкинул в приоткрытое окно. Шофер услышал странный сдавленный стон, заметил, как уносит мокрый ветер что-то белое, мелкое, и спросил, все ли в порядке.
— Не отвлекайся, — хриплым, чужим голосом ответил Стас, — дорога мокрая.
Владимир Марленович связался по телефону с шофером Гошей. Это был его человек, он ушел из органов в двадцать семь лет в чине капитана и вот уже два года обслуживал генеральского сына. Отставной генерал полностью доверял ему, но не мог получать от него исчерпывающую информацию о своем Стасе, поскольку тот обожал водить сам, имел три автомобиля и услугами шофера пользовался редко. Генерал надеялся, что после пережитого стресса сын не рискнет сесть за руль, вызовет шофера. И не ошибся.
Гоша заверил его, что со Стасом все нормально, и доложил, что их светлость изволит принимать оздоровительные процедуры в закрытом комплексе «Аполлон».
— Но только я вам ничего не говорил, товарищ генерал. Стас запретил мне сообщать кому-либо, где он.
— Даже мне? — с усмешкой уточнил Герасимов.
— Виноват, Владимир Марленович. Даже вам.
— Ну паршивец! Здесь мать с ума сходит, мог хотя бы ей позвонить. Он рассказал тебе в чем дело?
— Нет. Он позвонил около двух. Сказал, что бы я к половине седьмого подъехал к оздоровительному комплексу и ждал его на стоянке.
— И все?
— Все, товарищ генерал.
— Ты уже знаешь, что случилось сегодня ночью?
— Знаю.
— Ну и что думаешь?
— Думаю, заказал его кто-то, товарищ генерал.
— Болван, — раздраженно выкрикнул Владимир Марленович, — это я и без тебя знаю. |