Изменить размер шрифта - +
И Гоша знает. Этот весельчак Чижов наверняка сообщил ей о покушении, а она рассказала Гоше. Однако он молодец, не задает лишних вопросов. Теперь ФСБ имеет полное право перерыть всю документацию, влезть в его дела с ногами.

«А может, они сами все это организовали, чтобы получить такую возможность?» — отрешенно подумал Стас и, развалившись на мягком сиденье, сказал:

— Знаешь что, Гоша, пошли они все на фиг! Выключи телефон. Поехали к «Палас-отелю».

— Может, отцу с матерью позвоните? — спросил Гоша. — Волнуются все-таки. Я бы своим позвонил.

— Ну ты же сказал им, что со мной все нормально?

— Сказал.

— Вот и ладно. Выключай мобильник. Поехали.

Уже стемнело. Сыпал мелкий ледяной дождь. Стоянка была залита светом нескольких прожекторов. Стас сунул руку в карман куртки и вместе с пачкой сигарет нечаянно достал маленький бумажный прямоугольник, хотел скомкать и выбросить не глядя, но все-таки стало интересно, что за бумажка и откуда взялась у него в кармане.

Это была фотография, черно-белая, паспортная. С нее глядела на Стаса красивая темноволосая девушка шестнадцати лет. Снимок не мог передать прозрачности кожи, глубокой темной синевы глаз. Девушка была не просто хороша. В ней таилась убийственная древняя прелесть. Она умела смотреть так, как, вероятно, смотрела Ева на Адама, протягивая ему яблоко с древа познания добра и зла. У нее был низкий мягкий голос и пластика священной египетской кошки. Тусклый снимок двадцатилетней давности был заражен очарованием оригинала, как радиацией. Несколько секунд Стас глядел, не отрываясь.

— Не дует? Окошко прикрыть? — спросил Гоша, обернувшись.

Прожектор у ворот стоянки залил салон ослепительным светом.

— Нет! — рявкнул Стас и прихлопнул маленький снимок ладонью.

— Ну, как скажете, — мирно прогудел Гоша, — а то вы после сауны, может просквозить.

Машина выехала на трассу. В салоне стало темно. Трясущимися руками Стас порвал фотографию в клочья, сгреб в горсть и выкинул в приоткрытое окно. Шофер услышал странный сдавленный стон, заметил, как уносит мокрый ветер что-то белое, мелкое, и спросил, все ли в порядке.

— Не отвлекайся, — хриплым, чужим голосом ответил Стас, — дорога мокрая.

 

Владимир Марленович связался по телефону с шофером Гошей. Это был его человек, он ушел из органов в двадцать семь лет в чине капитана и вот уже два года обслуживал генеральского сына. Отставной генерал полностью доверял ему, но не мог получать от него исчерпывающую информацию о своем Стасе, поскольку тот обожал водить сам, имел три автомобиля и услугами шофера пользовался редко. Генерал надеялся, что после пережитого стресса сын не рискнет сесть за руль, вызовет шофера. И не ошибся.

Гоша заверил его, что со Стасом все нормально, и доложил, что их светлость изволит принимать оздоровительные процедуры в закрытом комплексе «Аполлон».

— Но только я вам ничего не говорил, товарищ генерал. Стас запретил мне сообщать кому-либо, где он.

— Даже мне? — с усмешкой уточнил Герасимов.

— Виноват, Владимир Марленович. Даже вам.

— Ну паршивец! Здесь мать с ума сходит, мог хотя бы ей позвонить. Он рассказал тебе в чем дело?

— Нет. Он позвонил около двух. Сказал, что бы я к половине седьмого подъехал к оздоровительному комплексу и ждал его на стоянке.

— И все?

— Все, товарищ генерал.

— Ты уже знаешь, что случилось сегодня ночью?

— Знаю.

— Ну и что думаешь?

— Думаю, заказал его кто-то, товарищ генерал.

— Болван, — раздраженно выкрикнул Владимир Марленович, — это я и без тебя знаю.

Быстрый переход