Бросаюсь к противоположной стене, пригибаясь на развороте. Место, где я стоял секунду назад заваливает бетонной крошкой от автоматной очереди. Я почувствовал толчок в районе левой лопатки, но боль еще не дала о себе знать.
Разряжаю барабан в ублюдков впереди. Один из них вскинул пустую руку в мою сторону и из рукава полетели какие-то иглы. Парочка вонзилась в грудь, но я быстро сбил их ладонью. Автоматчик слег после второго выстрела.
Его напарник продолжал пускать иглы в мою сторону, а я продолжал спускать курок. Я не мог разобрать, попадаю или нет, но урод дергался, его рука дрожала, сбивая прицел. Я продолжал спускать курок, но боек бил уже по пробитым капсюлям, издавая жалобные щелчки.
Спустя мгновение, последний противник всем своим весом оперся о стену и начал медленно сползать. Боль в спине напомнила о пуле, застрявшей в моем теле. По груди расползался мороз, не иначе иглы были смазаны какой-то дрянью.
Я с трудом оперся о стену, прислонившись затылком к прохладному бетону. Резкий звук привел меня в чувство. Так звенит старый ржавый сервопривод, а такой гул может издавать лишь нечто длинное и тонкое.
Рефлекторно пригибаюсь. Удар клинка рассекает воздух у меня над головой. Бетонная крошка сыпется за шиворот плаща. Я вижу еще одного ублюдка. Вместо правой руки из рукава у него торчит составной клинок, который он может складывать и раскладывать по своему желанию.
А это уже боевая модификация и явно незаконная. Он дергает рукой, пытаясь вытащить застрявший клинок. Отталкиваюсь ногами и плечом сношу тварину. Мелкий засранец кубарем летит на землю, но быстро вскакивает.
Урод пригнулся, развел руки в стороны. Левая нормальная, значит модификация только в правой. Тело перестает меня слушаться из-за расползающегося яда. Убираю револьвер обратно в кобуру и тянусь к поясу за сывороткой.
— Твою же восьмерочью мать, — произношу я, нащупав лишь пустоту.
Те твари из ангара в девятом районе кололи меня моей же сывороткой. Да и черт с ней. Мой пропитый организм и не такое дерьмо перерабатывал. Соберись, восьмерка, неужели ты решил сдохнуть от клинка какого-то жалкого кибера?
Противник бросается на меня в атаку, размахивая оружием. Я стою по центру переулка, готовясь к нападению. Тварь бьет наотмашь, но я лишь отклоняю корпус. С ужасом вижу, как лезвие клинка разрезает ткань моего плаща.
Ублюдок атакует обратным движением, пытаясь снести мне голову. Но вместо того, чтобы как-то разорвать дистанцию, я пригибаюсь и делаю рывок на сближение. Лезвие проходит над головой, а мой кулак с треском ввинчивается ему в челюсть.
Мелкого засранца впечатывает в стену, но мне этого мало. От былой вялости не осталось и следа, теперь меня переполняла самая настоящая злость.
Я хватаю ублюдка за голову, оттягиваю ее и впечатываю урода харей в стену. Но не со всей силы, он не должен так легко отделаться. Эта тварь должна страдать перед смертью.
— Ты хоть знаешь, — ору я, впечатывая его еще раз. — Как тяжело в восьмом секторе, — удар. — Найти нормальный плащ, — удар. — С аквастойким, — удар. — Покрытием! Мразь.
Бью его башкой о стену еще раз и наконец понимаю, что вся рука заляпана чем-то липким. От головы восьмерки осталась примерно половина, остальное уже вытекало из вмятины в стене. С отвращением отпускаю голову, позволяя телу мешком осесть на землю.
Разворачиваюсь и иду вглубь переулка. Оттуда слышатся стоны и какой-то лязг. Оглядываю тело одного из нападавших. Поднимаю бластер и верчу оружие в руках. Разумеется, никакой это не плазматический пистолет.
Кто-то взял старый огнестрел, вытащил из него ударно-спусковой механизм, расточил ствол и всунул ускоритель для плазмы. Кустарная работа, к тому же сделанная отвратно. Вытащил батарею. В отличие от той, что я отдал восьмерке, эта даже не светилась. |