– Ну и зря, – равнодушно ответила Даша. – Меня, прежнюю, вы и за рупь не продадите.

– Да все, ушел с этим поезд – по всей России тебя ищут. Борис Михайлович вчера по телевидению выступал, говорил, что обещает два миллиона долларов за сведения, которые могут привести к твоему освобождению. И всенародно объявил, что из принципа никакого выкупа платить никому не будет.

– Теперь понятно, почему вы собираетесь меня оперировать... Хотите Гортензию в Дашу превратить и тем самым замести следы?

– Было такое мнение, но с другой целью. У хирурга, оказывается, паспорт сохранился со старой твоей физией. Владимир Константинович, узнав об этом, предлагал вернуть тебя в первобытное состояние, затем доказать анализами ДНК, что ты – Гортензия, то есть жена Михаила Иосифовича, и потребовать с него деньги за развод... Я представила вас в постели – его с кислой рожей, а тебя с твоей прежней и чуть со смеху не умерла.

– Какой развод? Какие деньги? – не поняла Даша.

– Ты что, с дуба свалилась? Ведь если обнаружится, что ты и Гортензия – одно лицо, то Борису Михайловичу придется признать тебя, в Дашу переделанную, своей законной женой. Я согласилась так и сделать, чтобы ты потом с ним судилась – представляешь, сколько миллионов можно было отгрохать? – но Владимир Константинович, подумав, пошел на попятный. Он сказал, что судиться с миллиардером дохлое дело, тем более, неясно, была ли Гортензия вообще его законной женой. И он предложил продать тебя Хирургу в рассрочку. Я была против, но что такое одна баба против двух мужиков?

– А откуда у Хирурга деньги на первый взнос?

– От Лоры какой-то десять тысяч евробабок. Вот так вот... Ну ладно, я пойду. Слушай, а ты, наверное, и не фотографировалась ни разу с этим твоим личиком?

– Фотографировалась... На паспорт новый. Правда, не знаю, где он сейчас.

– Жалко... Потом и не вспомнишь, какой была. Ну ладно, жди. Я думаю, Хирург в середине ночи к тебе придет. Он говорил, что в середине ночи оперировать – это кайф, сравнимый только с любовным свиданием.

109. Он возьмет свое.

Михаил Иосифович в самом деле выступал по телевидению, и Лихоносов видел это выступление. Начал он его смотреть пьяненький, – весь день отмечал день рождения, – а когда стали говорить о погоде, был уже трезв как финский парламент. Алкоголь особенно сильно распадался в его крови, когда мужественный Михаил Иосифович со слезой в голосе говорил, что не будет платить выкупа во имя всех заложников на Земле.

Погоду он не стал слушать, а пошел к Владимиру Константиновичу. Который день тот говорил ему, что освободить Дашу из лап нефтепромышленника никак не удается и, возможно, не удастся.

Владимир Константинович пил чай с Алисой.

– Я только что видел выступление Михаила Иосифовича, – сказал Лихоносов, усевшись рядом с ними и налив себе чаю. – И понял, что Даша у вас. Перед тем как придти сюда, я по телефону сообщил своему другу, где я нахожусь, ну и еще кое-что. Сейчас я хочу, чтобы вы отвели меня к ней.

– И что ты с ней собираешься делать? – спросила Алиса, давно понявшая, что первый блин ее самостоятельной преступной деятельности вышел комом.

– Возьму кое-что свое, – посмотрел Хирург исподлобья. – А потом вы ее отпустите, и пусть она делает, все что хочет.

– Нас же посадят... – жалобно посмотрел Владимир Константинович.

– Нет.