Точно так же, как Кэтрин Корделл. Но доктор Корделл выбрала иную стратегию: она держала дистанцию. Во время разговора с ней у Мура возникало ощущение, будто он смотрит на нее сквозь матовое стекло – настолько отстраненной и расплывчатой она казалась.

Именно эта отстраненность и раздражала Риццоли.

– С ней что-то не так, – заметила она. – Чего-то не хватает в плане эмоций.

– В конце концов, она же хирург-травматолог. Ей по роду деятельности положено быть хладнокровной, – возразил Мур.

– Есть хладнокровие, а есть лед. Два года тому назад ее связали, изнасиловали, чуть не изуродовали. А она так спокойно говорит об этом. Мне это кажется странным.

Мур остановился на красный сигнал светофора и уставился на запруженный перекресток. Пот струйками стекал у него по спине. Он плохо соображал в жару, становился размякшим и тупым. Он уже мечтал о том, чтобы лето поскорее кончилось и пришла зима с ее белоснежной чистотой...

– Эй, – окликнула его Риццоли. – Вы меня слушаете?

– Она очень выдержанная, – произнес он наконец.

«Но совсем не ледяная», – подумал тут же Мур, вспомнив, как дрожала рука Кэтрин, когда она передавала ему фотографии женщин.

Уже сидя за рабочим столом, он, потягивая теплую колу, стал перечитывать статью, напечатанную несколько недель тому назад в «Бостон глоб»: «Женщины, владеющие ножом». Речь шла о трех женщинах-хирургах из Бостона – их триумфах и поражениях, проблемах, с которыми они сталкиваются в своей профессиональной среде. Фотография Корделл была самой удачной. И дело было не только в ее внешней привлекательности; поражал ее взгляд – такой прямой и гордый, словно Кэтрин бросала вызов фотокамере. Ее портрет, как и статья, убеждал в том, что эта женщина полностью управляет своей жизнью.

Мур отложил статью в сторону и задумался о том, каким обманчивым может быть первое впечатление. Как легко замаскировать боль улыбкой, упрямо вздернутым подбородком...

Он открыл другую папку. Глубоко вздохнув, принялся перечитывать отчет следователей из Саванны по делу Эндрю Капры.

Свое первое убийство, из числа известных полиции, он совершил, будучи студентом медицинского факультета Университета Эмори в Атланте. Жертвой стала Дора Чикконе, двадцатидвухлетняя аспирантка того же университета, которая была найдена привязанной к кровати в ее комнате на съемной квартире. При вскрытии в ее теле были обнаружены следы сильнодействующего лекарства рогипнола. Осмотр квартиры не подтвердил факта насильственного вторжения.

Жертва сама пригласила убийцу к себе домой.

Одурманенную наркотиком Дору Чикконе привязали к кровати нейлоновым шнуром, ее крики заглушала клейкая лента на губах. Сначала убийца изнасиловал ее. Потом взялся за скальпель.

Она была жива во время операции.

Закончив экзекуцию, убийца вырезал матку, которую прихватил с собой в качестве сувенира, и нанес смертельный удар: одним взмахом лезвия глубоко рассек шею слева направо. Хотя полиции удалось взять на анализ ДНК из спермы убийцы, никаких других ниточек к нему не было. Расследование осложнялось тем, что Дора слыла девушкой раскованной, завсегдатаем местных баров и частенько приводила домой мужчин из числа первых встречных.

В ту роковую ночь таким мужчиной оказался студент-медик по имени Эндрю Капра. Но это имя привлекло внимание полиции только после того, как три другие женщины были зверски убиты в Саванне, за двести миль от Атланты.

Наконец душной июньской ночью убийства прекратились.

Кэтрин Корделл, старший хирург больницы «Риверлэнд» в Саванне, была разбужена ночью стуком в дверь. Открыв, она увидела на пороге своего дома Эндрю Капру, молодого хирурга-стажера, работавшего под ее руководством. В тот день в больнице она указала Кап-ре на ошибку, которую тот допустил, и теперь он пришел признать свою вину и покаяться.