— То вы хотите говорить с ним, то нет. Как это понимать? — удивилась Роза.

— Мне пора ехать.

— Я не спрашиваю, будете вы говорить с ним или нет. Меня интересует, что все это значит.

— Я не знаю, что с ним делать. Меня так и подмывает его уволить, но я скорее уйду отсюда сама, чем сделаю это.

— Вы же можете стать главным судмедэкспертом, — подсказала ей Роза. — Если вы согласитесь, они вынудят доктора Бронсона уйти на пенсию. Может быть, стоит подумать над такой возможностью?

Роза знала, что делала. Она умела очень искренне предлагать то, что на самом деле не одобряла, и результат всегда был предсказуем.

— Нет уж, спасибо! — отрезала Скарпетта. — Если ты помнишь, Марино работает у них следователем, и, если я уйду из академии и стану работать только в Центре медицинской экспертизы, мне все равно не удастся от него избавиться. Кто такая миссис Симистер и о какой церкви идет речь? — озадаченно спросила Скарпетта, глядя на один из листков, переданных ей Розой.

— Не знаю, кто она, но, похоже, она вас знает.

— Никогда о такой не слышала.

— Она позвонила несколько минут назад и сказала, что хочет поговорить с вами об одной исчезнувшей в районе Озерного парка семье. Телефона она не оставила, сказала, что перезвонит.

— Что за исчезнувшая семья? Здесь, в Голливуде?

— Она так сказала. К величайшему сожалению, вы вылетаете из Майами. На свете нет аэропорта хуже. Мы можем выехать… Нет, учитывая пробки, нам надо выехать не позже четырех. Но мы никуда не поедем, пока я все не уточню.

— Вы уверены, что я лечу первым классом? И что мой заказ опять не отменили?

— У меня есть квитанция, но вам придется регистрироваться, потому что вас внесли в список в последний момент.

— Ничего себе. Сначала они отменяют мой заказ, а потом вносят в список последней, потому что мне пришлось оформлять заказ заново?

— Не волнуйтесь, у вас все будет в порядке.

— Не обижайтесь. Роза, но то же самое вы говорили в прошлый раз. А потом оказалось, что моей фамилии вообще нет в компьютере, и мне пришлось лететь на общем сиденье в самом хвосте самолета. Всю дорогу до Лос-Анджелеса. И вспомните, что произошло вчера.

— Я сделала подтверждение еще утром. Сейчас снова позвоню.

— Может, все дело в этой истории с инсценировкой? Возможно, это из-за нее Марино так себя ведет?

— По-моему, он считает, что вы больше не доверяете ему и всячески стараетесь от него избавиться.

— Но как можно ему доверять после того, что произошло?

— Я до сих пор не уверена, что это его вина. Я же печатала этот сценарий и редактировала его, как и все другие его сочинения. И там ни слова не говорилось об иголке в кармане у того мертвого толстяка.

— Но инсценировкой руководил он.

— Он клянется, что иглу подложил в карман кто-то другой. Возможно, это сделада она. Ради денег, которые ей, к счастью, так и не достались. Я не осуждаю Марино за то, что он так себя ведет. Ведь инсценировки — это его идея. А теперь их делает доктор Эмос, слава достается ему, а к Марино относятся как к…

— Он не умеет вести себя со студентами. У него с самого начала не было к ним подхода.

— Но теперь ситуация еще хуже. Они просто не знают его и воспринимают как некое ископаемое, эксцентричного и ни на что не годного старика. А я прекрасно знаю, каково это, когда к тебе относятся как к древнему ископаемому или, что еще хуже, когда сам начинаещь ощущать себя таким.

— Ну уж к вам-то это не имеет никакого отношения.

— Вам прекрасно известен мой возраст, — вздохнула Роза, отходя от двери.