Красивое жилище, чуть мрачноватое. Открыл мне Роже Урмон. Я признал его с первого же взгляда, настолько походил он на брата. Такое же красивое лицо, такое же телосложение, такие же короткие волосы, чуть отливавшие рыжиной на висках. Только, пожалуй, немного худее. Он провел меня в гостиную с видом на бухту. Несмотря на тик, который время от времени подергивал уголок его рта, он, казалось, вполне владел собой,
— Я уже все рассказал, — проговорил он. — Не понимаю… Вчера вечером мой брат выглядел так же, как обычно. Мы поиграли в пинг-понг. Уверяю вас, ничто не предвещало…
Я дал ему высказаться. Он рассказал об их житье- бытье втроем, их развлечениях, прогулках, напрасно пытаясь найти хоть что-то, способное объяснить трагедию.
— Мы были очень близки, — заключил он.
Я протянул ему сигареты. Он рассеянно взял одну, поискал зажигалку в карманах брюк.
— Извините, — сказал он. — Вижу, что сегодня утром надел брюки Кристиана. Знаете, все, что подходило одному, годилось и другому…
Я предложил ему огня.
— Как отреагировала мадам Урмон? — спросил я.
— Плохо… Очень плохо… Она, должно быть, пошла наверх прилечь…
— Нельзя ли мне ее увидеть?
— Если хотите… но она знает не больше моего…
Он провел меня на второй этаж и открыл дверь спальни.
— Сандрина, — сказал он, — посетитель… Он не долго пробудет… Надо же помочь полиции.
Она лежала мертвенно-бледная, губы серые, глаза лихорадочно воспалены. Она выглядела очень молодо. Я по- чему-то готовился увидеть красивую женщину. Она же была скорее некрасива. Слишком большой рот, слишком длинный нос. Я допрашивал жену Урмона главным образом, чтобы услышать ее голос. Я придаю большое значение голосам. Ее голос дрожал, звучал угрюмо.
— Какая она обычно? — спросил я у Роже, когда мы вышли. — Жизнерадостная? Косметикой пользуется? Танцует?
— Нет… Она жалуется на самочувствие, причем неизвестно, что с ней. Обращались ко многим врачам. Одни винят печень, другие — нервы.
— Сколько ей лет?
— Тридцать один год. Но можно дать и восемнадцать. Она всегда выглядела девочкой.
— Могу я взглянуть?
— Пожалуйста.
Я прошел через шикарно обставленный холл.
— Они ладили друг с другом?
— Жили душа в душу.
Мы спустились в сад. Шезлонги располагались вокруг стола, на котором валялись ракетки для пинг-понга. Пляжный халат сброшен на землю у куста. Роже подобрал его.
— Бедный Кристиан! — сказал он. — Он все терял. Вот его халат.
— Но тогда тот другой, голубой, в котором его нашли сегодня утром, чей он?
— Мой, естественно. Он никогда не утруждал себя поисками. Брал, что попадало под руку.
Мы прошли до лестницы, ведущей к пляжу.
— Кто занимается домом?
— Мари, — сказал он, — старушка из Локирека, которая приходит заниматься хозяйством, мыть посуду, иногда готовит.
Роже Урмон указал мне на бесформенное нагромождение глыб.
— Там, вон за тем валуном… Утром, когда Кристиан спускался вниз, здесь никого не бывает.
— А вы что, тоже купаетесь?
— Да, но значительно позже. Меня присутствие людей не смущает.
Мы обошли вокруг груды камней. На земле не осталось никаких следов. Я протянул руку.
— С виллы, вон там, вдали, можно видеть место, где мы находимся?
Роже застыл в нерешительности. |