|
Подозрительный посол Хэмбри ревниво следил, чтобы ни один из его соотечественников не мог проникнуть ко двору, не будучи представленным им самолично. Это обстоятельство осложнило действия Дугласа. Когда он явился к английскому послу, надеясь, что тот его не знает, Хэмбри обошелся с ним весьма сухо, наотрез отказав представить императрице. Возможно, посол почувствовал что-то неладное в этом шотландце или просто-напросто был каким-то образом осведомлен о его секретной миссии. Так или иначе, ситуация для тайного агента с самого начала сложилась неблагоприятная. Кончилось тем, что, не сумев ни с кем войти в контакт и наладить отношений, Дуглас вынужден был сообщить в Париж о значительных затруднениях. Вскоре он и вовсе оставил Петербург.
Его попутчица Лия де Бомон, назовем здесь д’Эона соответственно той женской роли, которую он играл, оказалась более удачливой. Хорошенькая и наивная, она не вызвала подозрений даже у прозорливого Хэмбри. Ей удалось познакомиться с одной из фрейлин, некоей Надеждой Штейн, и войти к ней в доверие. Этому помогло рекомендательное письмо от ее подруги Софьи-Шарлотты, дочери герцога Мекленбург-Стрелицкого. К чему приведет это знакомство переодетого кавалера с девушкой, мы узнаем ниже. Но главное достижение заключалось в том, что «племянница» добилась тайной встречи с вице-канцлером графом Воронцовым, сторонником сближения с Францией. Во время этого свидания девица де Бомон представила свои полномочия и передала графу заветный томик Монтескье, пояснив, как следует им воспользоваться. Уже через два дня она была представлена вице-канцлером императрице. Больше того, то ли по его совету, то ли просто-напросто понравившись Елизавете Петровне, девица де Бомон стала «чтицей императрицы». Можно сказать, успех превзошел все ожидания и хитроумная «чернобурая лисица» осталась с носом. Однако сделано было лишь полдела. Теперь предстояла задача, пожалуй, потруднее: попытаться убедить Елизавету Петровну восстановить былые отношения с Францией. И в этом, прямо скажем, чтица оказалась удачливой. Красноречиво обрисовав те выгоды, которые сулит такой союз, де Бомон продемонстрировала поразительную для девицы осведомленность в вопросах европейской политики и незаурядные дипломатические способности. Что же касается секретного поручения принца Конти — убедить Елизавету Петровну в том, что тот питает к императрице нежную страсть и рассчитывает если не разделить вместе с ней трон, то хотя бы на место главнокомандующего русской армией, — в этом девица не преуспела. Вернее сказать, ее услуги запоздали — к тому времени отношения Конти с королем настолько испортились, что он был отстранен от руководства «секретом короля» и впал в немилость. Не следует, однако, преувеличивать заслуги «девицы де Бомон» в переориентации русской политики. Для этого у самого Петербурга возникли серьезные основания. К тому времени в Европе произошли чрезвычайные события. Франция, которая в течение двух с половиной веков вела с Австрией ожесточенную борьбу за политическое превосходство, неожиданно в мае 1856 года заключила с ней союз. Против кого? Да против Пруссии, которой еще недавно так покровительствовал версальский кабинет. Не вдаваясь в причины столь неожиданного поворота французской политики, скажу лишь, что это изменило всю расстановку сил в Европе и ускорило Семилетнюю войну. Поэтому можно сказать, что красноречие девицы де Бомон упало на подготовленную почву. В Петербурге всерьез обдумывали возможность присоединения к франко-австрийскому союзу. Для этого, считали здесь, необходимо, чтобы версальский двор прислал своего дипломатического представителя. Об этом Елизавета Петровна собственноручно написала в дружеском послании Людовику XV. Доставить его взялась девица де Бомон, которой императрица вполне доверяла.
Похищение «Завещания Петра Великого»
Когда д’Эон, вновь, наконец-то, облачившийся в мужской наряд, рассказывал Людовику о своих похождениях, тот весело смеялся. |
