Наконец погонщик устал и оставил несчастного в покое; купцы поехали дальше; разговоров о бедном избитом рыцаре хватило у них на весь дальнейший путь. А Дон Кихот, увидев, что враги его удалились, снова попробовал подняться. Но погонщик избил его до полусмерти, и бедный идальго не мог пошевельнуть и пальцем. И все же он не падал духом; он знал, что такие невзгоды нередко достаются на долю странствующих рыцарей и что доблесть его не посрамлена, ибо это несчастье произошло по вине коня.

Глава V

о возвращении нашего рыцаря домой

Убедившись, что он действительно не в силах шевельнуться, наш рыцарь решил прибегнуть к своему обычному утешению: вспомнить какой-нибудь подходящий случай из романов. Его безумному воображению тотчас представился раненый Балдуин, покинутый на произвол судьбы среди пустынных гор. Дон Кихоту показалось, что жалобные речи этого рыцаря вполне подходят к его печальному положению; и вот наш идальго принялся с глубоким чувством взывать к воображаемой даме:

Но не успел он дойти до слов:

как судьба послала ему помощь. На дороге показался крестьянин, живший в том же селе, что и Дон Кихот. Крестьянин возвращался с мельницы; увидя человека, распростертого на земле, он подошел к нему и спросил, что с ним такое и почему он так жалобно стонет.

Дон Кихот, должно быть, вообразил, что перед ним его дядя, маркиз Мантуанский; поэтому, не отвечая на вопросы, он продолжал повторять романс, в котором говорилось о несчастьях рыцаря Балдуина.

Крестьянин пришел в крайнее изумление. Он поспешил откинуть погнутое палочными ударами забрало и увидел под ним знакомое лицо.

– Сеньор Кехана, – воскликнул он, – кто это вас так отделал?

Добряк заботливо снял с бедного рыцаря нагрудник и наспинник, чтобы посмотреть, не ранен ли он. Но ни ран, ни крови не было заметно. Тогда он поднял Дон Кихота с земли и с большим трудом усадил на своего осла, так как ему казалось, что бедняге на осле будет спокойнее. Устроив поудобнее несчастного идальго, он подобрал доспехи и оружие рыцаря, привязал все это к седлу Росинанта, взял за повод и лошадь и осла и молча направился к деревне. Дон Кихот также был молчалив и задумчив. Погонщик так избил его, что он едва держался в седле. От времени до времени он испускал вздохи, долетавшие, казалось, до самого неба. Встревоженный крестьянин снова спросил его, что у него болит. К этому времени Дон Кихот уже успел забыть о Балдуине; ему пришла на память новая история о том, как правитель Антекеры, Родриго де Нарваэс, захватил мавра Абиндарраэса и заключил его в своем замке. Поэтому на вопрос крестьянина Дон Кихот ответил в тех же выражениях, в каких пленный Абиндарраэс отвечал Родриго де Нарваэсу.

– Знайте же, ваша милость сеньор дон Родриго де Нарваэс, – так закончил свою речь рыцарь, – что прекрасная Харифа, о которой я вам только что говорил, ныне – прелестная Дульсинея Тобосская, в честь которой я совершал, совершаю и совершу такие славные подвиги, каких никто на свете не видал, не видит и не увидит никогда.

Крестьянин на это ответил:

– Да поймите, ваша милость сеньор, что я вовсе не дон Родриго де Нарваэс, а ваш односельчанин Педро Алонсо; ваша же милость не Балдуин и не Абиндарраэс, а почтенный идальго, сеньор Кехана.

– Я сам знаю, кто я такой, – возразил Дон Кихот, – и знаю, что подвиги, совершенные всеми рыцарями вместе, не сравнятся с моими.