Маэсе Педро поклонился и сказал:

– Другого я и не ждал от доблестного Дон Кихота Ламанчского, истинного помощника и защитника всех бедных и неимущих бродяг. Пусть сеньор хозяин и Санчо будут оценщиками и решат, сколько стоят мои поломанные куклы.

Хозяин и Санчо согласились на это предложение. Тогда маэсе Педро поднял с пола обезглавленного короля Марсилия Сарагосского и сказал:

– Вы видите, что этого короля невозможно исцелить. Поэтому я желал бы, если только вы не возражаете, получить за его смерть, кончину и уничтожение четыре с половиной реала.

– Дальше, – ответил Дон Кихот.

– За эту голову, рассеченную сверху донизу, – продолжал маэсе Педро, беря в руки разрубленного императора Карла Великого, – справедливо будет потребовать пять с четвертью реалов.

– Это не дешево, – возразил Санчо.

– Но и не слишком дорого, – сказал хозяин, – я предлагаю помириться на пяти реалах.

– Дайте ему пять с четвертью, – вмешался Дон Кихот, – на четверть реала больше или меньше – это не играет роли. Только кончайте скорей, маэсе Педро: близится время ужина и я начинаю ощущать голод.

– У этой куклы отбит нос и выбит глаз, – продолжал маэсе Педро. – Это прекрасная Мелисендра, и за нее я прошу по совести два реала и двенадцать мараведисов.

– Черт меня побери, – воскликнул Дон Кихот, – сейчас Мелисендра со своим супругом, наверное, уже переехали границу Франции, ибо конь, на котором они мчались, казалось, не бежал, а летел! Поэтому прошу вас не продавать мне кота за зайца и не уверять меня, что безносая кукла – Мелисендра. Настоящая Мелисендра вместе со своим супругом наслаждаются теперь счастьем во Франции. Каждому воздается по заслугам, сеньор маэсе Педро, и всем надлежит ходить прямо и мыслить здраво.

Увидев, что Дон Кихот снова сел на своего конька, маэсе испугался, как бы ему не остаться без всякого вознаграждения, и поспешил сказать:

– Я действительно ошибся: это не Мелисендра, а одна из ее служанок. Дайте мне за нее шестьдесят мараведисов, и я останусь доволен расчетом.

Так одну за другой расценил он всех сломанных кукол. Когда он кончил, Санчо с хозяином несколько сократили его требования, так что общая сумма убытков составила сорок реалов с тремя четвертями. Санчо вытащил было кошелек, но маэсе Педро потребовал еще два реала за поимку обезьяны.

– Заплати ему, Санчо, – сказал Дон Кихот, – если он и не поймает это животное, пусть хоть напьется в свое удовольствие. Я бы охотно дал двести реалов тому, кто бы мог с достоверностью сказать, что сеньора донья Мелисендра и сеньор дон Гайферос находятся теперь во Франции, в кругу своих родных.

– Никто бы не мог сделать этого лучше моей обезьяны, – сказал маэсе Педро. – К счастью, теперь и сам черт ее не поймает.

С этими словами пронырливый владелец театра опустил в кошелек монеты, полученные от Санчо, и, отказавшись от участия в общем ужине, раскланялся с присутствующими и отправился на покой. У маэсе Педро были свои основания отклониться от дальнейших разговоров с Дон Кихотом и Санчо Пансой.

Читатели, вероятно, помнят Хинеса де Пасамонте, который вместе с другими каторжниками был освобожден отвагой Дон Кихота в ущелье Сьерра-Морены.