– В этой карете едет моя сеньора, донья Гиомар де Киньонес, жена верховного судьи в Неаполе, а с нею ее маленькая дочь, служанка и дуэнья; сопровождают их шестеро слуг, а денег у них с собой шестьсот эскудо.

– Итак, – сказал Роке Гинарт, – у всех путников девятьсот эскудо и шестьдесят реалов. Солдат у меня около шестидесяти. Посмотрим, сколько придется на человека: я что-то плохо считаю.

Услышав это, грабители громко закричали:

– Да здравствует Роке Гинарт, назло негодяям, ищущим его гибели!

Кабальеро не могли скрыть своего огорчения, жена верховного судьи опечалилась, да и у паломников лица вытянулись, когда они увидели, что их хотят лишить последних реалов. Роке с минуту продержал их в замешательстве, а затем, желая рассеять их печаль, которую нетрудно было заметить и на расстоянии аркебузного выстрела, обратился к кабальеро и сказал:

– Не соблаговолят ли сеньоры капитаны одолжить мне шестьдесят эскудо? А у супруги верховного судьи я попрошу восемьдесят, чтобы удовлетворить людей из моего отряда. А затем вы все сможете спокойно и беспрепятственно продолжать свой путь. Я выдам вам охранный лист, чтобы в случае, если вас встретит какой-нибудь другой из моих отрядов, мои люди не причинили вам зла. Я никогда не обижаю ни солдат, ни женщин, ни детей.

Оба капитана принялись в самых красноречивых выражениях благодарить Роке за ту щедрость и великодушие, с какими он оставил им их собственные деньги. Сеньора донья Гиомар де Киньонес хотела выскочить из кареты и поцеловать руки и ноги великого Роке, но он этого не допустил, а сам попросил у них извинения за причиненное им насилие, совершить которое обязывала его тяжелая профессия. Супруга верховного судьи приказала одному из своих слуг немедленно отсчитать восемьдесят эскудо, а капитаны вручили свои шестьдесят. Паломники уже готовы были отдать свои жалкие крохи, но Роке попросил их не беспокоиться и, обратившись к своим людям, сказал:

– Каждый из вас получит из этих денег по два эскудо, а из тех двадцати, что остаются, десять мы отдадим паломникам, а другие десять – оруженосцу этого рыцаря, чтобы он помянул добрым словом это приключение.

Затем Роке принесли письменные принадлежности, и он написал для путников охранную грамоту. Попрощавшись с пленниками, он отпустил их на свободу, и они продолжали свой путь, восхищенные благородством, изящным видом и необычайностью поступков разбойничьего атамана.

– Нашему капитану скорее пристало быть монахом, чем разбойником, – пробормотал один из оруженосцев, обращаясь к своим товарищам. – Если он хочет быть щедрым, так пусть великодушничает за свой собственный счет.

Несчастный произнес это довольно громко, и Роке его услышал. Выхватив меч, он раскроил дерзкому голову, воскликнув:

– Вот как я наказываю наглецов, не умеющих держать язык на привязи!

Все оцепенели от ужаса. Никто не посмел вымолвить ни слова: в такой покорности держал их атаман.

Отойдя в сторону, Роке написал письмо своему приятелю в Барселоне. В письме он извещал, что встретился со знаменитым Дон Кихотом Ламанчским, тем самым странствующим рыцарем, о котором столько рассказывают. Роке прибавлял еще, что это самый забавный и вместе с тем самый рассудительный человек на свете, и обещал через четыре дня, а именно в праздник святого Иоанна Крестителя, доставить его в полном вооружении, верхом на Росинанте, вместе с его оруженосцем Санчо Пансой, на набережную Барселоны.

Это письмо Роке вручил одному из своих оруженосцев, а тот, сбросив разбойничий наряд и надев крестьянское платье, пробрался в Барселону и передал его по назначению.

Покончив со всеми делами, Роке пригласил Дон Кихота следовать за собой, объявив, что считает его своим гостем.