– Значит, это постоялый двор? – спросил Дон Кихот.

– Да, и притом пользующийся лучшей славой, – ответил хозяин.

– До этой минуты я заблуждался, – сказал Дон Кихот, – ибо, по правде сказать, воображал, что это замок. Но раз это не замок, а постоялый двор, мне остается только просить вас избавить меня от платы. Ибо я не могу нарушить устав странствующих рыцарей, согласно которому – как это мне хорошо известно – они никогда не расплачивались в гостиницах, где останавливались. По древнему обычаю, им всюду обязаны оказывать наилучший прием; это лишь справедливая награда за все тяжкие лишения, которые они претерпевают, проводя дни и ночи в поисках приключений, терпя голод и жажду, зной и стужу и подвергая себя всем превратностям изменчивой судьбы.

– В этих вещах я мало смыслю, – заявил хозяин. – Заплатите мне что следует, а до разных рыцарских правил мне нет никакого дела.

– Вы грубиян и невежа! – воскликнул Дон Кихот.

И, пришпорив Росинанта, он выехал из ворот и поскакал, не заботясь о том, едет ли за ним его оруженосец или нет. Видя, что гость уехал, не расплатившись, хозяин обратился со своим счетом к Санчо Пансе; однако Санчо наотрез отказался платить.

– Оруженосец странствующего рыцаря, – заявил Санчо, – обязан подчиняться тому же уставу, что и его господин.

Хозяин не на шутку рассердился и пригрозил, что если Санчо не заплатит, то он с ним разделается по-своему. Но Санчо на это ответил, что пусть лучше его убьют, а платить он не станет. Он ни за что не согласится нарушить прекрасный и древний обычай странствующих рыцарей. В противном случае он рискует навлечь на себя укоры других оруженосцев за несоблюдение столь справедливого закона.

На беду несчастного Санчо, на постоялом дворе ночевало четверо сукновалов  из Сеговии, трое торговцев из Кордовы да еще двое проходимцев из Ярмарочного околотка в Севилье. Все они были веселые, разудалые ребята и большие шутники. Они слышали слова Санчо и решили расправиться с ним по-свойски. Мигом обступили они несчастного оруженосца и стащили его с седла. Один из них сбегал за хозяйским одеялом; парни положили беднягу на это одеяло и принялись подбрасывать его высоко в воздух.

Крики страдальца были так пронзительны, что достигли слуха его господина. Сначала Дон Кихот решил, что ему подвернулось какое-то новое приключение, но вскоре узнал голос своего оруженосца. Он повернул коня и поскакал обратно к постоялому двору. Подъехав ближе, Дон Кихот увидел веселую игру, затеянную с его оруженосцем. Санчо так забавно кувыркался в воздухе, что сам Дон Кихот, наверное, расхохотался бы, если б не был так разгневан. Он бросился на выручку несчастному, однако ворота были заперты; тогда он решил перелезть через забор, но у него не хватило сил даже на то, чтобы соскочить с коня.

Поэтому ему ничего не оставалось иного, как, стоя за оградой, осыпать проказников градом проклятий и ругательств.

Но шутники не обращали на это никакого внимания и продолжали весело трудиться, а порхавший в воздухе Санчо пронзительно кричал. Наконец они устали и бросили свою потеху. Привели осла, усадили Санчо в седло, набросили ему на плечи плащ и отпустили на все четыре стороны. Сердобольная Мариторнес, видя, как он измучен, подумала, что кружка воды не будет для него лишней. Санчо взял кружку и уже поднес ее к губам, как вдруг остановился, услышав голос своего господина:

– Санчо, сынок, не пей воды! Не пей ее, сынок, если не хочешь умереть. Смотри, вот чудодейственный бальзам, который сразу исцелит тебя.

Но в ответ на это Санчо хмуро взглянул на своего господина и крикнул:

– Или ваша милость уже забыли, что я не рыцарь? Приберегите ваш напиток для себя – тысяча дьяволов! – а меня оставьте в покое!

Последние слова он произнес, уткнувшись носом в кружку.