Библиотека в казарме была не предусмотрена, потому что его величество, создавая сказочные условия для жизни и тренировки наемников, как-то упустил ее из виду. Поэтому мне ничего не оставалось, как продолжать занятия.

Я метал ножи в многострадальное бревно, пытаясь сделать ступеньки, когда подошел дежурный сержант:

— Кисть держи свободней, — посоветовал он. — Слишком напрягаешься…

— Так? — поинтересовался я, отправляя очередной нож в цель.

— Так лучше, — кивнул сержант. — Еще немного, и будет отлично. А теперь собирайся, там за тобой какой-то хлыщ приехал.

— Что за хлыщ? — спросил я, недовольный тем, что меня отрывают от занятий.

— А хрен его знает… — пожал сержант плечами: — Хлыщ как хлыщ. Карета с гербами. Он, как приехал, сразу к командиру полка пошел… После этого наш кэп приказал, чтобы ты брал манатки, а казенное добро сдал в каптерку.

Все мои личные вещи уместились в куцый мешок, да еще и место осталось. Дежурный проследил, чтобы я отнес в оружейку деревянный щит, обитый потрескавшейся кожей, щербатый меч и неказистые доспехи — все, чем снабжает король наемника-новобранца. Каптерщик ухватил мое добро и скрылся с ним в глубине кладовой, как крыса в норе.

— Ну пошли, — тронул меня за плечо сержант.

— Подождите, господин сержант, мне бы еще расписку на оружие забрать, — почтительно, но твердо заявил я.

— Зачем тебе расписка? — удивился дежурный.

— А как я все обратно получу? Он же потом заявит, что знать ничего не знает. Будут за этот хлам из жалованья высчитывать.

Сержант пожал плечами и уселся на табурет, показывая своим видом, что долго ждать он не намерен…

— Господин каптерщик! — заорал я, пытаясь докричаться до самого дна норы. — Расписку давай!

Будь я один, оружейник послал бы подальше первогодка, пусть и с капральской нашивкой, но в присутствии сержанта-свидетеля он не осмелился заявить «что знать ничего не знает!», поэтому приковылял обратно и бросил мне кусок пергамента со своими закорючками…

Около ворот, на которых дежурили старые и увечные наемники, негодные для настоящих сражений (но связываться с этими калеками — ей-ей…), стоял ротный командир.

— Стало быть, вон ты кто… — протянул ротный, посмотрев на меня так, будто бы в первый раз увидел. — А я-то, дурак, голову ломал — почему на мечах бьешься словно от рождения этому учился.

— А меня никто и не спрашивал, кто я такой. Да и не рассчитывал, что обо мне вспомнят.

На самом деле я ждал этого дня полгода, с того момента, когда обнаружил, что бороться с похмельем мне придется не в собственной спальне, а в казарме новобранцев…

Человек, сведущий в геральдике, сразу определил бы, что карета, дверцы которой украшал герб — атакующий ястреб, увенчанный короной, принадлежала одному из самых знатных семейств королевства. Возле дверцы застыли два ливрейных лакея, а чуть поодаль прохаживался мужчина лет тридцати, одетый в простое дорожное платье, с коротким мечом на боку. Мои крепкие штаны и кожаная куртка (она же — подкольчужница), которые служили предметом зависти у сослуживцев (накопили бы сами, если бы пили поменьше!), казались жалким тряпьем в сравнении с его простым камзолом и грубым плащом.

Мужчина, перестав прохаживаться, обернулся ко мне, раскрыв объятия:

— Здравствуй, братишка!

— Здравствуйте, брат, — ответил я на объятия, стараясь не испачкать его шикарный наряд.