-Волшба, колдовство, ведьмовство, магия, - рассуждала Баба-Яга, сидя у камелька и задумчиво ворочая посохом полуостывшие угли. Во дворце, несмотря на теплое, засушливое лето, было, на бабулин взгляд, слегка холодновато, - не добро и не зло. Плох или хорош нож острый? Все ж от того зависит, как употребишь, чьи руки нож энтовый держат. Так и волшба. Коли хороший человек, так от неё одно добро людям сеется. Но... - Яга сделала длинную паузу. - Волшба как злато-серебро силу дает незримую, а кто на злато зарится? То-то же, в первую очередь духом нищие да на деньги падкие. Вот и получается, что к ключику-то заветному, двери тайные открывающему, людишки в корыстях своих на всё готовые тянутся. Тянутся-тянутся да иной, нет-нет, да и ухватит! И живут на свете богачи, обманом да лихоимством богатства да власть нажившие да владыки тайные, душой черные, ликом никому неведомые, через кровь колдовство постигшие, властию своей тайною упивающиеся. Ради чего живут, каким богам молятся - неведомо. Кто тысячи лет живет, кто более.

 - Матрена Тихоновна, они что, не люди, столько лет жить-то? - я, полуприкрыв глаза ,сидел напротив нашей кудесницы, лениво развалившись в шикарном, мягком кресле.

 -Люди, почему не люди, только людского в них ничего уж, поди, и не осталося. А жизня-то вечная- вон она, рядышком, отбирай и живи сколь черной душеньке угодно, хотя какая у них душа-то?

 -Бабушка Матрена, прости, я не понял, как это - отбирай да живи?

 -А что понимать-то? Колдуну жизнь свою продлить не многого стоит. Руки лишь протяни и бери... Жизни-то рядом сколь угодно ходит. Отними ённую у человека, перехвати его годы и живи не стареючи с душой своей поганой в ладу да согласии. Только я так думаю, жить надо столько, сколь богом отмеряно. Смерть не нами придумана, не нами дадена, а стало быть, не нам постичь её истинного назначения. Смерть отбирает, но и дарит! Другой взамен тебя придет, будет жить- радоваться. И кто знает, может, мы в смерти будем краше, счастливее? - она замолчала и задумчиво посмотрела куда-то вдаль, словно там за горизонтом уже видела грань нового бытия.

 -Кто знает... - повторил за ней я и так же задумчиво уставился в точку за горизонтом. Может, она права. Может, мир, в котором мы живем, лишь один из многих, что нам суждено пройти, прежде чем нам, наконец, откроется главная тайна бытия?

 Близился вечер. Багровое солнце, коснувшись горизонта, опускалось в иссиня-черную тучу, озаряя последними лучами дворцовые шпили. Я искоса посмотрел на королевский дворец, медленно таявший в сгущающихся за окном сумерках и, возвращаясь к прерванному разговору, вновь обратился в слух. Но Яга молчала и, по-прежнему медленно ворочая посохом полуостывшие угли, беззвучно шевелила губами. Я глядел на светившие рубином угольные глаза, и мне казалось, что я сплю, и сон скоро кончится, всё окружающее меня растает, растворится в бесконечной дали забытых воспоминаний. Внезапно захлестнувшая мою душу тоска сухим ветром Сахары развеяла сковавшее меня сонливое полузабытье и заставила подняться. Хотелось свежести, бушующего в вышине ветра, очистительного, приносящего успокоение дождя. Я покинул комнату и, немного побродив по притихшему замку, вышел в первую попавшуюся дверь. Пройдя по открывшемуся за ней небольшому коридору, я ступил на мягкий газон королевского сада. А сад был и впрямь королевский. В нём было на что посмотреть. Расположенный под открытым небом, он, тем не менее, поражал своим разнообразием. Я скользнул взглядом по наполняющимся багровой спелостью ягодам черешни, удивленно воззрился на обильно покрытые плодами абрикосы и, окончательно сраженный, уставился на сгибающийся под тяжестью урожая персики.