Конечно, я никому мои не показываю. Слишком нахально было бы уверять, что я понимаю в магии больше наставников и всё в этом духе.
Серьезно, кому могут быть нужны эти картинки в мире, где так много магов, живущих здесь сотни лет и точно знающих, что к чему? Но это не важно. Я рисую не для них, я рисую, потому что привык рисовать, когда нужно упорядочить мысли.
Я бы сказал, что мы совершенно довольны жизнью, но мрачная складка на лбу Чародея намекает, что мы не всё еще поняли о мире, в котором оказались, и о себе. Чародей то и дело повторяет, что мы должны воздерживаться от новых перемещений, потому как нас может унести мрак пойми куда. Не знаю, почему он все время это долдонит, я с первого раза всё понял, мне самому вполне достало одного прыжка на триста лет вперед, больше не хочется. Очень даже непросто оказалось понять, что все твои знакомые люди и варки давно умерли, весь мир – давно уже не тот и живет по иным законам, среди которых теперь нужно освоиться, привыкнуть к другим людям и не людям, другому говору, еде, одежде, посуде, вере, отношениям с местными жителями и с их охранными духами. Я до сих пор не ко всему привык, вечно попадаю в дурацкие положения, вызывая веселье Птахи, и меня больше не тянет на такое! Но Чародей повторяет и повторяет: «Никаких больше новых перемещений, обещайте мне, больше никаких».
Подозреваю, у Чародея есть способность прозревать что то в будущем, которой мы с Птахой лишены. Но на прямые вопросы он ни разу мне не ответил.
Я бы сказал, что просто Чародей – нервный идиот. Но там и сям в лавчонках и у бродячих торговцев мне встречаются карты с рисунками, очень похожими на те, которые делаю я, когда передаю пергаменту свои соображения о магических потоках.
Торговцы говорят, эти карты вместе с другими диковинами приносят из междумирий запорталий, которые открылись восемьдесят лет назад.
|