Куда было идти в
тысячеверстную даль?
Кузьма Кузьмич так примерно рассуждал, шагая рядом с Дашей в сторону,
откуда из зеленеющего рассвета тянуло запахом печного дыма. "Вы мало того,
что испуганы, вы, красавица, несчастны, как мне сдается. Я же, несмотря на
многочисленные превратности, никогда не знал ни несчастья, ни - паче того
- скуки... Был попом, за вольнодумство расстрижен и заточен в монастырь. И
вот брожу "меж двор", как в старину говорили. Если человеку для счастья
нужна непременно теплая постелька, да тихая лампа, да за спиной еще полка
с книгами, - такой не узнает счастья... Для такого оно всегда - завтра, а
в один злосчастный день нет ни завтра, ни постельки. Для такого - вечное
увы... Вот я иду по степи, ноздри мои слышат запах печеного хлеба, -
значит, в той стороне хутор, услышим скоро, как забрешут собаки. Боже мой!
Видишь, как занимается рассвет! Рядом - спутник в ангельском виде,
стонущий, вызывающий меня на милосердие, на желание топотать копытами. Кто
же я? - счастливейший человек. Мешочек с солью всегда у меня в кармане.
Картошку всегда стяну с огорода. Что дальше? - пестрый мир, где
столкновение страстей... Много, много я, Дарья Дмитриевна, рассуждал над
судьбами нашей интеллигенции. Не русское это все, должен вам сказать...
Вот и сдунуло ее ветром, вот и - увы! - пустое место... А я, расстрига,
иду играючись и долго еще намерен озорничать..."
Без него бы Даша пропала. Он же не терялся ни в каких случаях. Когда на
восходе солнца они добрели до хутора, стоящего в голой степи, без единого
деревца, с опустевшим конским загоном, с обгоревшей крышей глинобитного
двора, - их встретил у колодца седой злой казак с берданкой. Сверкая
из-под надвинутых бровей бешено светлыми глазами, закричал: "Уходите!"
Кузьма Кузьмич живо оплел этого старика: "Нашел поживу, дедушка, ах, ах,
земля родная!.. Бежим день и ночь от революции, ноги прибили, язык от
жажды треснул, сделай милость - застрели, все равно идти некуда". Старик
оказался не страшен и даже слезлив. Сыновья его были мобилизованы в корпус
Мамонтова, две снохи ушли с хутора в станицу. Земли он нынче не пахал.
Проходили красные - мобилизовали коня. Проходили белые - мобилизовали
домашнюю птицу. Вот он и сидит один на хуторе, с краюшкой прозеленевшего
хлеба, да трет прошлогодний табак...
Здесь отдохнули и в ночь пошли дальше, держа направление на Царицын,
откуда легче всего было пробраться к югу. Шли ночью, днем спали, - чаще
всего в прошлогодних ометах. Населенных мест Кузьма Кузьмич избегал. Глядя
однажды с мелового холма на станицу, раскинувшую привольно белые хаты по
сторонам длинного пруда, он говорил:
- В массе человек в наше время может быть опасен, особенно для тех, кто
сам не знает, чего хочет. Непонятно это и подозрительно: не знать, чего
хотеть. Русский человек горяч, Дарья Дмитриевна, самонадеян и сил своих не
рассчитывает. Задайте ему задачу, - кажется, сверх сил, но богатую задачу,
- за это в ноги поклонится... А вы спуститесь в станицу, с вами заговорят
пытливо. Что вы ответите? - интеллигентка! Что у вас ничего не решено,
так-таки ничего, ни по одному параграфу. |