Раздаются звуки сонаты ля мажор Моцарта.) Музыка самое чистое из искусств, не выражающее ничего, кроме себя самой. Она более благородна, чем литература, которая хотя уже и не является материей, но еще подчиняется ее законам борьбы за существование сублимированной в борьбе идеи. Она благороднее живописи и скульптуры, которые должны пользоваться формой и образом, а следовательно, не свободы от телесности. Музыка — искусство абсолютное, в котором исчезают последние черты рабства, искусство, освобожденное от образа и слова, этих двух церберов любого сознания, которые, словно тюремные стражи, кормят его, но и стерегут, чтобы не пропало. Когда я слушаю музыку, я яснее всего осознаю то, что я всего лишь лис. Во мне просыпается тоска по недоступному мне совершенству, взгляд мой уносится ввысь. К сожалению, только взгляд… (Перестает вращать ручку шарманки, музыка обрывается.) И я плачу (садится на скамейку). Простите меня, но вы не имеет понятия, что значит находиться на низшей ступени эволюции. Музыка делает очевидной ту пропасть, которая находится между мной и животными, более продвинувшимися, чем я. Сейчас я уже не сомневаюсь, что нас большее разделяет, чем соединяет. Да, между мной и вами пропасть. Пани по ту сторону эволюционного прыжка, а я всего лишь животное (пауза). Вам не холодно? (Пауза.) Вы уже не помните, что такое быть только животным. Впрочем, в те времена, когда пани была животным, еще можно было выдержать это состояние. Морально и материально. Природа еще была единственной реальностью, единственной альтернативой. Быть животным тогда не было позорно, не вызывало трудности выживания. Homo sapiens еще не ослеплял нас своим превосходством и не назывался владыкой всего сущего, а его владения, которых тогда еще не было, не истощали ресурсы природы. Сегодня все обернулось к худшему для нас, зверей. Цивилизация теснит природу, все более ограничивая нашу возможность выживания, а культура вдалбливает в нас комплекс неполноценности. Когда-то на старте мы все имели равные возможности, почему же одни ушли так далеко, а другие остались на том же месте, что и миллиард лет тому назад? Почему вы уже человекообезьяна, а я нет? Это вопрос, на который нет ответа. Я блуждаю среди ночи, преследуемый, и сам в погоне за пропитанием, а в голове беспрестанно: почему, почему, почему?.. (Слышно пение петуха.) Скоро начнет светать, но для меня ночь не кончится. Ночь органического бытия, чистилище биологического существования, слепая тирания инстинктов, заколдованный круг страха и голода, бегства и погони. Не для меня заря духа, божья искра интеллекта, свет восходящего сознания, сверхсознания и суперсверхсознания. Не для меня душа. Душа! Почему я не могу иметь душу? (Лис встает со скамейки. Некоторое время стоит лицом к зрительному залу. Потом обращается к обезьяне.) Пани знает секрет. Пани на полпути между нами, пролетариатом творения, и человеком, властителем этой земли. Пани знает, что надо делать, чтобы не остаться навсегда на дне. Я умоляю вас, откройте мне этот секрет. В память о нашем общем прошлом, из жалости к бедному родственнику, принимая во внимание интересы эволюции. Разве эволюция не является единственным законом, единственной истинной религией, единственным смыслом мироздания? Разве прогресс, движение к совершенству, восхождение все к новым и новым вершинам не является единственной целью, единственной причиной существования? А если так, то вы не имеете права мне отказать. Пойдем вместе. Вы станете человеком, а я обезьяной. Потом, когда человек станет ангелом, я займу место человека. Но это еще не конец. Возможны и дальнейшие степени эволюции, до сих пор нам неизвестные. Архангел, архиархангел и все выше и выше, к головокружительным высотам. Впереди человек, за ним пани, а за пани я. Нескончаемое шествие к вершинам. Вы представляете? Почему вы не радуетесь? Только одно словечко, и пани станет больше, чем обезьяной. Пани станет мессией, освободителем всех тварей, которые до сих пор исключены из марша на небеса. Вы скажете? (Петух поет второй раз. |