Везде, везде всё пары, пары,

         Дрожанье губ и дерзость глаз.

         Я здесь одна. К стволу каштана

         Прильнуть так сладко голове!

         И в сердце плачет стих Ростана,

         Как там, в покинутой Москве.

         Париж в ночи мне чужд и жалок,

         Дороже сердцу прежний бред!

         Иду домой, там грусть фиалок

         И чей-то ласковый привет.

         Там чей-то взор печально-братский,

         Там нежный профиль на стене.

         Ростан, и мученик-Рейхштадтский,

         И Сара – все придут во сне!

         В большом и радостном Париже

         Мне снятся травы, облака,

         И дальше смех, и тени ближе,

         И боль, как прежде, глубока.

    Июнь 1909, Париж

Они и мы

         Героини испанских преданий

         Умирали, любя,

         Без укоров, без слез, без рыданий.

         Мы же детски боимся страданий

         И умеем лишь плакать, любя.

         Пышность замков, разгульность охоты,

         Испытанья тюрьмы, —

         Всё нас манит, но спросят нас: «Кто ты?»

         Мы согнать не сумеем дремоты.

         Мы сказать не сумеем, кто мы.

         Мы все книги подряд, все напевы!

         Потому на заре

         Детский грех непонятен нам Евы.

         Потому, как испанские девы,

         Мы не гибнем, любя, на костре.

Следующей

         Святая ль ты, иль нет тебя грешнее,

         Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, —

         О, лишь люби, люби его нежнее!

         Как мальчика, баюкай на груди,

         Не забывай, что ласки сон нужнее,

         И вдруг от сна объятьем не буди.

         Будь вечно с ним: пусть верности научат

         Тебя печаль его и нежный взор.