Нейт покачал головой:

— Нет. Что за сайт?

Джон достал из подставки кий и начал крутить его в руках:

— Да об этом весь город говорит. Ты что, не заходил в Интернет?

Райан взял кусочек мела и понюхал его — только под кайфом можно додуматься до такого.

— Там целое кино про тебя и Дженифер. Как вы трахаетесь в Центральном парке.

Нейт взял в руки кальян. Он не помнил, чтобы они с Дженни трахались. Он вообще не помнил никакую Дженифер. Единственное, что приходило на ум, — это идиотские портреты, развешанные у кого-то в комнате. Он покачал своей обкуренной головой и хмыкнул. Порнофильм в Интернете? Нормально. Да они издеваются над ним. Он обхватил губами мундштук и сделал крепкую рождественскую затяжку. Ничего, скоро он окажется, где всякие там Дженифер с ее дурацкими портретами сотрутся в его сознании или останутся лишь маленькими точками.

Затрещал домофон, и раздался голос отца:

— Мы с мамой уже разлили коктейли в гостиной. Ты идешь?

Можете смеяться, но Нейт обожал общаться со своими светскими предками в обкуренном состоянии. Ура! Рождество! Его ждет хорошая выпивка!

Нейт передал Джону кальян и, нажав кнопку домофона, ответил:

— Иду. — Отпустив кнопку, кивнул Джону: — Еще по одной и расходимся. Давай!

Джон сделал прощальную затяжку:

— Так ты все еще встречаешься с этой Дженифер? — спросил Райан.

Нейт взял шар с цифрой «8» и пустил его по столу. Он пытался припомнить, на чем они с Дженни остановились, но всплывал лишь медвежонок панда, сидящий на ее кровати.

Забавно, как быстро он забыл главные слова: «Я тебя люблю».

— Да нет, — ответил он. — Вроде не встречаюсь.

Нейт выпустил друзей через черный ход, и те ушли, пробираясь сквозь сугробы. Потом, закрыв дверь, засунул кальян в большую жестяную коробку и спрятал в баре. И направился к родителям, чтобы выпить с ними джин с тоником и закусить свежими устрицами.

Мама Б приготовила сюрприз

Блэр приняла душ и надела розовое шелковое платье. Вышла на террасу и закурила. Ей сейчас думалось про Одри Хепберн. Как будто ей не думалось про Одри всегда!

Она решила упомянуть в своем очерке о способности актрисы менять облик. Какую бы роль та ни играла, какие бы одежды ни надевала — будь то твидовый костюмчик в «Забавной мордашке» или кружевное платье с немыслимой шляпкой («Моя прекрасная леди», эпизод на бегах в Аскоте), она всегда чувствовала себя непринужденно, приноравливаясь к любой обстановке и при этом оставаясь все той же Одри.

Блэр представляла, что, когда поступит в колледж, будет так же одеваться. Что ж, коль ей не суждено снимать с Нейтом квартиру в Нью-Хейвене, придется жить на пару с какой-нибудь из девчонок в общежитии. Она станет питаться в столовой, конечно же, ходить на занятия. Но ни за что не наденет эти дурацкие фирменные йельские рубашки, которые полнят, и ни за что не будет ходить с рюкзачком. Ей хотелось одеваться с достоинством, стильно, как Одри Хепберн. Блэр дымила сигаретой, пытаясь представить Одри в интерьере Йельского университета: допустим, на ней черное платье из «Завтрака у Тиффани», перчатки по локоть и жемчужное ожерелье.

И тут ее осенило. Она знала, как выстроит свой очерк! Она напишет что-то вроде сценария, представляя Одри студенткой!

Ведь мисс Глос говорила ей о творческом подходе. Это ли не творческий подход! Блэр вскочила на ноги и поскорее вернулась в домик, сгорая от желания приступить тотчас же. Она может и не пойти на эту дурацкую рождественскую вечеринку. Гораздо важнее поступить в Йель.

Серена стояла перед зеркалом, обвязываясь бирюзовым парео со стразами.