И тут он понял, что нет никакой тени, просто в лавке погасили свет и засверкали своим блеском странные кривые лезвия, похожие на крюк и гибкие, словно змея. Рассеянно и сонно он подумал о том, какая пропасть лежит между христианским миром и другой, великой частью человеческой цивилизации, — так сонно, что уже не мог бы отличить орудие труда от орудия пытки. Быть может, он вспомнил, что сражается со злым варварством; быть может, там, у безвредного и несчастного созданья, уловил запах Востока, но тяжесть своей работы он ощутил, как никогда.

Он встряхнулся, напомнив себе, что надо делать дело, а не страдать из-за атмосфер, и вообще стыдно лениться, когда помощники работают, один — здесь, внизу, другой — наверху. Однако, обернувшись, он увидел, что Батт не работает, а тоже смотрит в полутьму, почти онемев от удивления. При его обычном спокойствии, при его прозаичности это было не к добру.

— Что-то случилось? — спросил Понд тем мягким голосом, который так подбадривал людей.

— Да, — отвечал Батт. — Я не знаю, сделать ли мне подлость. Очень подло говорить о товарищах, даже намекать. Но ведь есть и Англия, правда?

— Несомненно, Англия есть, — серьезно сказал мистер Понд.

— Ну, что же, — проговорил Батт, — меня беспокоит Артур.

Он глотнул воздуху и попытался снова:

— Не столько он, сколько… то, что он делает. Нет, так еще хуже! Вы ведь знаете, он на той неделе обручился. Вы видели его невесту?

— Еще не имел чести, — ответил Понд.

— Так вот, он ее сегодня привел, когда вас не было. Они ходили на «Кота в сапогах» и очень развеселились. Тут все в порядке, он был свободен, странно другое — она пошла наверх, хотя он ее не приглашал, мы же туда никого не пускаем. В этом случае, только в этом, я ничего поделать не мог. Вообще-то мы в полной безопасности, то есть бумаги в безопасности. Дверь одна, мы с вами сидим напротив, да и ходим сюда только мы трое. Конечно, она могла пойти просто так, по наивности, потому и нельзя было ее одернуть. И все-таки… Ну, она очень хорошенькая и, наверное, хорошая, но чего-чего, а наивности в ней нет.

— Какая она? — спросил мистер Понд.

— Как бы вам сказать… — мрачновато произнес помощник. — Теперь все мажутся и красятся, это ничего не значит… да, все, но не самые наивные. По-моему, она человек порядочный, но прекрасно разбирается в том, что можно делать, что — нет.

— Если она собирается выйти замуж за Артура, — с необычной серьезностью сказал мистер Понд, — она должна знать, какая у него работа, и печься об его чести. Как ни жаль, я попрошу рассказать о ней подробнее.

— Она высокая, — начал Батт, — элегантная или, скорей… нет, именно элегантная. Волосы у нее красивые, золотистые — такие золотистые, что при темных глазах кажется, будто это парик. Высокие скулы — не шотландские, резче, и зубы длинноваты, хотя и не торчат.

— Он познакомился с ней в Безансоне, недалеко от Бельфора? — спросил мистер Понд.

— Странно, что вы об этом спросили, — как-то горестно сказал Батт. — Да, именно там.

Мистер Понд ничего не ответил.

— Нет, — выговорил Батт, — не думайте ничего такого! Я постараюсь очистить Артура от всяких…

Потолок над ними затрясся, раздался грохот, потом — топот, наступила тишина. Ни один человек, знакомый с мистером Пондом, не подумал бы, что он может так взбежать по лестнице.