– Ты забыл о Центральном Бедфорде, – не преминул добавить Клинг.

– Послушайте, ребята, неужто вам больше нечего делать, как только торчать здесь и разыгрывать из себя клоунов? – поинтересовался Мейер. – Вы бы хоть делали вид, что чем-то заняты. Представляете, что будет, если сюда вдруг войдет шеф детективной службы города?

– Он не может сюда прийти, – успокоил его Паркер. – Он сейчас в центре города и занят проведением своей “переклички”. Зачем такому важному типу соваться в эту грязную дыру? Там, в центре, он стоит себе с микрофоном в руке, и все детективы вынуждены смеяться его идиотским шуткам, хотя они слышат их каждое утро.

– Не каждое, а исключая пятницы, субботы и воскресенья, – сказал Клинг. – А сегодня у нас как раз пятница.

– Вот видите, – сказал Мейер. – Так значит, он все-таки может сюда войти и убедиться, что вы здесь только тем и заняты, что ковыряете в носу.

– Если говорить по правде, – сказал Паркер, – то я зашел только узнать, нет ли для меня каких-нибудь поручений. Ты, конечно, и не заметил, что я сегодня нарядился специально для тайного внедрения и... – он отвернул манжет и посмотрел на часы, – и ровно через сорок пять минут должен покинуть вас, джентльмены, и занять боевой пост в кафе-кондитерской.

– И что же ты там...

– Так что нечего проезжаться насчет того, работаю я сейчас или нет. Я должен прибыть туда в половине одиннадцатого, и кончим этот разговор.

– Ясненько, но скажи все-таки, в кого это ты переоделся и кого намерен изображать в этом кафе? – спросил Мейер.

Следует сказать, что вопрос этот был задан не зря. Дело в том, что Энди Паркер, может, и приложил немало усилий, переодеваясь специально для отведенной ему роли, но выглядел он в результате точно так же, как и обычно. А обычно он выглядел неряхой. Есть такая категория людей, которые, во что ты их не наряди, выглядят неряхами. И ничего тут с ними поделать невозможно. Свойство это проявляется, как правило, еще в раннем детстве. Попробуйте принарядить такого бедолагу, скажем, ко дню рождения – через пять минут у него будет такой вид, будто его вынули из-под уличного катка. И дело даже не в том, что он обязательно упадет в лужу или непременно вляпается в какую-нибудь дрянь. Ничего подобного, просто будет так выглядеть при любых обстоятельствах только потому, что неряшество у него в крови. И пустое дело корить его за это или пытаться исправить. Тут что ни делай, а неряха всегда останется неряхой.

Что же касается Энди Паркера, то он был чистокровным неряхой. Ровно через пять минут после бритья он умудрялся выглядеть небритым. Через десять минут после того, как в очередной раз он заправит рубашку в брюки, у него уже обязательно торчит сбоку или сзади какой-нибудь хвост. Через пятнадцать минут после чистки ботинок они выглядят так, будто в жизни не видели щетки. Да что там говорить, просто так уж был устроен этот человек. Но значило ли это, что такой парень обязательно окажется плохим полицейским? Отнюдь. Хоть Паркер и был плохим полицейским, внешность тут была ни при чем. Просто он был одновременно и неряхой, и плохим полицейским – без всякой взаимосвязи между этими двумя обстоятельствами.

Как бы то ни было, лейтенант Бернс решил внедрить Энди Паркера в число посетителей кафе-кондитерской, что на Одиннадцатой Северной улице, с тем, чтобы тот постарался вынюхать там толкача, который, по предположениям полиции, занимался сбытом наркотиков. Едва ли стоит здесь пояснять, что Энди Паркер должен был принять для этого личину наркомана. В наш просвещенный и богатый средствами коммуникации век едва ли стоит объяснять и то, что наркоман – это совсем не тот человек, который скупает или перепродает, скажем, металлолом.