Недоуменно мигая, Эрнандес уставился на него и тут только сообразил, что это не внезапно воскресший труп из Гровер-Парка. И тем не менее, человек этот был точной копией убитого, только лет на сорок помоложе.
– А где мой отец? – спросил Смит.
– Вашего отца – тоже зовут Джоном Смитом?
– Да, а где он?
Но Эрнандес не хотел отвечать на этот вопрос, пока не хотел.
– А почему вы решили, что найдете его здесь? – спросил он.
– Он сам сообщил мне этот адрес, – сказал Джон Смит. – А вы кто такой?
– А когда он сообщил вам этот адрес?
– Мы переписывались с ним. Я ходил в учебное плавание, в залив Гуантанамо, – пояснил Смит. Глаза его оценивающе прищурились. – А вы что, из полиции?
– Совершенно верно, я из полиции.
– Я так и подумал. Полицию я нюхом чую за квартал. Что, старик мой впутался в какую-нибудь историю?
– А когда вы получили последнее известие от него?
– Точно не могу сказать; я думаю, что в первых числах месяца. А что он сделал?
– Ничего он не сделал.
– А тогда почему вы здесь?
– Ваш отец умер, – прямо объявил Эрнандес.
Смит так резко отступил к стене, будто Эрнандес его ударил. Он просто отшатнулся от этих слов и попятился назад, пока спиной не натолкнулся на стену, а потом прислонился к ней и вперил взгляд прямо перед собой, явно не видя Эрнандеса и не замечая вообще ничего вокруг.
– Как умер? – прошептал он наконец, как бы очнувшись.
– Он был убит, – сказал Эрнандес.
– Кем?
– Этого мы еще не знаем.
В комнате нависла тишина.
– Кому могло понадобиться убивать его? – прервал затянувшуюся паузу Смит.
– Может быть, вы подскажете нам ответ на этот вопрос, – сказал Эрнандес. – Что он сообщал вам в своем последнем письме?
– Не знаю. Ничего не могу припомнить, – сказал Смит. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он стоял, опираясь всем телом о стену, голова его была запрокинута, а взгляд направлен в потолок.
– А вы все-таки постарайтесь, – мягко проговорил Эрнандес. Он уже успел спрятать револьвер в кобуру и сейчас направился к бару. Там он налил коньяк в довольно объемистый бокал и вернулся к Смиту. – Возьмите. Выпейте это.
– Я не пью.
– Берите.
Смит принял стакан, понюхал его содержимое и сделал движение, как бы пытаясь отстранить его от себя. Однако Эрнандес настоял на своем. Смит выпил, с явным трудом глотая обжигающую жидкость. Потом он закашлялся и поставил стакан на стол.
– Мне уже лучше, – сказал он.
– А теперь сядьте.
– Да я в полном порядке.
– Садитесь!
Смит послушно и, направившись к одному из больших мягких кресел, неохотно и как бы с недоверием ко всему происходящему погрузился в него. Он молча вытянул вперед длинные ноги и, стараясь не глядеть на Эрнандеса, принялся рассматривать носки своих надраенных до блеска ботинок.
– Вернемся к письму, – сказал Эрнандес. – Постарайтесь поподробней припомнить, что в нем было?
– Не знаю толком. Это же было давно.
– Не упоминалась ли в этом письме некая Лотта Констэнтайн?
– Нет. А кто она такая?
– Не упоминал ли он в нем о человеке, которого называют глухим?
– Нет, – Смит вдруг поднял на него глаза. – А почему его так называют?
– Ладно, не будем об этом. |