Закончивши шесть чертежей своей последней церкви, я развешал их на булавках по стенам своей комнатушки, и теперь, в окружении сих картин, на меня опять снизошел покой. На первом у меня подробно вычерчен земельный участок, ни дать ни взять — пролог к повествованью; на втором присутствует весь план в малом размере, словно расположение персонажей истории; на третьем чертеже показано, как подымается здание, что подобно символу или же теме повествованья, четвертый же являет отвесный фасад, в роде основной части истории; на пятом вычерчены всевозможные многочисленные двери, лесницы и проходы, подобные множеству разнообразных выражений, иносказаний, диалогов и метафорических речей; на шестом явлены отвесный портик и башня, что поразят сознанье своим величием, как в эпилоге книги.

Имеется также и повествованье тайное, такое, что не многим дано увидеть: так, в укромном месте поставил я статую брата Бекона, того, что сделал бронзовую голову, произнесшую время есть. И будучи законченным, сие место без меня не останется: Гермес Трисмегист, построивший Храм Солнца, умел сокрыть себя так, чтобы оставаться никому не видным, по-прежнему будучи в нутри. Сего довольно будет для настоящего повествованья, ибо моя история есть канва, которой смогут следовать другие в удаленныя от нашего времена. Теперь же я, обхвативши себя руками, смеюсь — ведь мне, словно в виденьи, является некто из темных лабиринтов неведомого грядущего, некто, входящий в здание в Блек-степ-лене и обнаруживающий то, что сокрыто в тишине и таинственности. Близится конец рассказу…

Вот и конец. В последния семь ночей мне являлись дикия, ужасныя сновиденья, ноздри же мои полнит новый запах, словно от горящего тряпья. Я знаю — со мною произошла перемена, ибо нынче мне кажется, будто слышу Духов, что разговаривают голосами низкими, какие бывают у иных во время простуды. Однако хрипоты в них, различимых совершенно ясно, нет никакой, говорят же они вот что: Ник, Ник, каким ветром тебя сюда занесло? Ник, Ник, знаешь ли ты нас? Когда же я кричу, о Господи, знаю, то они снова: Ник, Ник, когда мы? — и вопрос этот ревом отзывается у меня в ушах.

Смерти я не страшусь — что мне сия боль, когда я успел увериться: в жизни я претерпел не менее той боли, что ждет меня в смерти. Возможно, однако, что умереть мне не суждено. Вы, быть может, станете насмехаться над этим, но случаются чудеса не хуже: впервые отправившись на прогулку вчера утром, часов около одиннадцати, я повстречал там, близь Хог-лена, свой призрак: в одеяньи, парике и всем протчем, словно отраженье в зеркале. Мы с Вами знакомы? окликнул я его к вящему смятению проходивших мимо, однако существо мне не ответило и быстро зашагало прочь. Я был немало удивлен, но не испуган. За тем, самым сим утром, в собственной моей спальне предо мною снова явился образ: телом таков же, как и я, но в одеяньи незнакомом, покроем напоминавшем белье, и без парика. Оно все время сидело ко мне спиною, а стоило мне повернуть голову, как и оно повернулось подобным же образом, так что лица его я видеть не мог. Ночная рубаха на мне потемнела от пота, словно на нее упала тень, я, верно, выкрикнул что-то, ибо Нат принялся звать: хозяин! Хозяин! Откройте дверь, впустите меня!

Потерпи немного, и я тебя впущу без промедленья, отвечал я и, не сводя глаз с неподвижно замершего образа, направился к двери.

Госпоже Бест дурно сделается, ежели Вы станете так громко кричать, говорит Нат, поспешно всходя в комнату.

Я кивнул на образ: этим утром, Нат, изблевал я из себя нерожденного младенца.

Ну, коли так, говорит он, не зная, что сие означает, я Вам воды принесу, рот прополоскать. Госпожа Бест сказывала…

Да придержи ты свой язык, Бога ради, не видишь разве, что здесь со мною? И я указал на образ — тот по-прежнему сидел ко мне спиною, однакожь теперь наклонился вперед и испустил изо рта вздох, что поднялся в воздух, словно дым, идущий от лампы.