Натертые маслом тела выгибались и скручивались в буйном причудливом ритме, взлетали и кружились факелы, которые негритянки держали в обеих руках. Лунный свет и огненные блики бесстыдно ласкали обнаженные тела.

Всю остальную площадь заполняла толпа негарийцев обоих полов. Между пляшущими девушками и краем толпы оставалась узкая полоса шириной не более дюжины шагов, заполненная огромным количеством факелов. Мятущиеся языки огня озаряли целое море залитых потом оскаленных лиц, отражаясь во множестве блестящих экстатичных глаз, обращенных вверх в предвкушении долгожданного мига, когда острое лезвие вспорет нежную кожу и рука жреца вознесет над толпой сочащееся кровью сердце. Время от времени вся толпа хором подхватывала выкрикиваемые Звездными Девами фразы.

Гигантской тенью, глыбой овеществленного мрака возвышалась над головами подданных Накари зловещая Башня Смерти. Совершенно ровную поверхность гигантской колонны из черного камня не нарушало ни одно отверстие или выступ, лишь высоко-высоко, вделанный в варварски изукрашенную раму, злобно скалился извечный символ смерти и тлена. Это и был череп Накуры!

Кейн вздрогнул — от него исходило отчетливое жутковатое свечение, подобное свечению болотных гнилушек! Однако пуританин решил, что «божественное» свечение было организовано жрецами, таившимися внутри Башни. Соломон Кейн машинально подивился, с помощью каких дьявольских составов жрецы умудрялись в течение столетий сохранять человеческий череп в целости и сохранности.

Но и людское море, и Башню, и череп пуританин удостоил лишь мимолетного взгляда. Не они приковывали его внимание и наполняли сердце ужасом. Над плотно сдвинутыми рядами молящихся возвышался огромный Черный Алтарь. А на нем…

— Мерилин! — сорвался с губ Кейна полустон-полувсхлип.

Худенькое белокожее тело было грубо распростерто на черной полированной поверхности. На какой-то миг англичанин ослеп, оглох и потерял способность не только двигаться, но и соображать. Отвратительное чувство полной беспомощности впервые в жизни охватило его. Но вовремя поспеть в нишу, где прятался мошенник жрец, было уже невозможно.

Бледное сияние полной луны тронуло верх Башни, все четче обрисовывавшейся на фоне звездного неба. Луна неумолимо шествовала по небосводу. Луна Черепов.

Речитатив танцовщиц перешел в какой-то животный вой, подхваченный несметным количеством глоток. Ночь наполнилась зловещим рокотом тамтамов. Потрясенный Кейн спросил себя: уж не во внутренних ли кругах преисподней случилось ему оказаться?

Из каких невообразимых бездн времени дошел до наших дней этот жуткий, утративший истинный смысл обряд? Кейн понимал, что нынешние подданные Накари всего лишь по-обезьяньи копировали ритуалы, бывшие в ходу у их прежних господ. И даже несмотря на овладевшее им отчаяние, пуританин содрогнулся при мысли, каким же на самом деле был этот обряд во всей своей значимости и полноте!

У алтаря, на котором молча лежала несчастная Мерилин, появилась уродливая жуткая тень. Это был огромный негр, совершенно обнаженный, если не считать маски в виде черепа на лице и пышного султана белоснежных перьев на голове. Толпа на мгновение стихла, но лишь для того, чтобы через миг взорваться безумными экстатическими криками.

Кейн почувствовал, как завибрировал камень под ногами. Уж не слитная ли мощь голосов заставила содрогнуться в страхе вековечные камни?

Трясущимися руками он начал отодвигать засов. Ему оставалось лишь одно: безоружным выскочить на площадь и умереть подле Мерилин, коли уж ему не суждено избавить ее от смерти…

Тут поле зрения англичанина на мгновение перекрыл какой-то силуэт. Здоровенный чернокожий, судя по убранству и осанке — вождь, привалился к каменной стене прямо рядом с дверью, за которой скрывался пуританин. Буквально два-три фута отделяло Соломона Кейна от негра, лениво наблюдавшего за ликующей чернью, — несомненно, тот знал истинную цену происходящего.