Изменить размер шрифта - +

– Вот именно, что на данный момент, – акцентировал Кондратьев.

– А чего заглядывать на годы вперед, а, Башка? – пожал плечами Володька. – Жизнь по-всякому повернуться может. Поживем – а там посмотрим.

– Хорошо тут у вас. – Тема разговора была исчерпана, и Кондратьев стал закругляться. – Вроде бы и Москва, а вроде бы и нет. Свой уклад, своя жизнь…

– Это точно. – Локис расплылся в широкой улыбке. – Балашиха – это отдельный разговор. Мне, по правде говоря, не очень нравится толкотня. Я больше простор люблю.

– А я вот к столице привык… – резюмировал Сашка. – Ну, давай на посошок. Время позднее, пора и честь знать.

– Какой-то у тебя друг… Непонятный. А я непонятных людей не люблю, – бросила сыну Антонина Тимофеевна, когда тот, проводив гостя, пришел на кухню выкурить под кофе сигарету.

– А чего в нем непонятного? – удивленно глянул на мать Локис. – Учиться пацан хочет. К нам пришел подработать. Для того и существует у нас контрактная система. Хочешь – продавайся на два года, хочешь – на пять. Можешь и на всю жизнь.

– Какой-то он… чересчур уж расчетливый и прагматичный, – покачала головой опытная женщина.

– Скажешь тоже! – не согласился с матерью сын. – Он же не подался опять в стриптиз, а к нам пришел. А службу в нашей части пряником никак не назовешь.

– И опять же, что это за профессия для мужика – стриптизер? – не унималась Антонина Тимофеевна.

– Профессия, ма, конечно, говно. Тут я с тобой согласен. – Володька кивнул головой. – Ну а что делать после армии пацанам без профессии? Я вон в литейке целый год корячился. Он в стриптизеры подался. В бандиты же не пошел и не воровал, вот что главное. Да я уверен, что он понял, в чем его призвание. Только для виду хорохорится, сопротивляется. Понятно, что поначалу тяжело. Ничего, привыкнет. Через пару месяцев ты от него услышишь совсем другую песню!

– Твои бы слова, сынок, да богу в уши… – озабоченно вздохнула мать и принялась убирать со стола остатки пиршества.

 

 

Новоявленный мультимиллионер после сна протер влажной пахучей салфеткой лицо и с любопытством осмотрел салон бизнес-класса. За последние несколько дней он так измотался морально и физически, что, оказавшись в удобном кресле авиалайнера, тут же уснул.

Впрочем, любопытство господина Еременко носило очень даже персонифицированный характер. Его мало интересовали холодно-вежливые теперь уже коллеги – представители дипломатического корпуса из нескольких стран. Немного привлек своей экзотичностью «арабский шейх», так охарактеризовал для себя Виктор Викентьевич восточного типа человека, одетого в цивильный европейский костюм, но в белоснежном тюрбане, в котором гордо, хоть и одиноко, поблескивал крупный рубин.

Кроме дипломатов и шейха, в салоне летела пожилая парочка американцев, которые всю жизнь не покладая рук работали лишь для того, чтобы оплачивать счета по кредитам и вот теперь, в свои семьдесят лет, позволить себе попутешествовать по старушке Европе.

Пересекали Атлантику и несколько бизнесменов, которые даже во время полета не переставали щелкать клавиатурой своих ноутбуков. Они бы с удовольствием полетели и в салоне попроще, сэкономив при этом пару сотен долларов, но приходилось держать респект. Что поделать, если Карнеги перевернул понятия с ног на голову?

Кроме публики, характерной для пассажиров салона бизнес-класса, летела и одна весьма экзальтированная личность: до неприличия волосато-бородатый мужчина лет пятидесяти, в потертых джинсах и ковбойской шляпе.

Быстрый переход