Это лесной человечек превратился в раскаленное стекло и как будто горячим пламенем обжег ему руку. Но от самого человечка уже ничего не было видно.

Несколько дней вздувшаяся рука напоминала Петеру о его неблагодарности и глупости. Но потом он заглушил свою совесть и сказал: «Если у меня продадут стекольный завод и все остальное, все же мне останется еще Толстый Эзехиель. Пока по воскресеньям у меня будут деньги, я ни в чем не буду нуждаться».

Да, Петер? Ну а если их нет? Так и случилось однажды, и это было удивительное происшествие. В одно воскресенье он приехал в харчевню. Некоторые высунули в окна головы. Один сказал: «Вот идет Петер Игрок», другой: «Да, это Император Танцев, богатый стекольный заводчик», а третий покачал головой и произнес: «Ну, насчет богатства можно еще поспорить; везде говорят о его долгах, а в городе один человек говорил, что пристав недолго будет медлить с описью». В это время Петер важно раскланялся с гостями, выглядывавшими из окна, и сойдя с повозки крикнул:

– Добрый вечер, любезный хозяин! Здесь уже Толстый Эзехиель?

Глухой голос отвечал:

– Иди сюда, Петер! Для тебя приготовлено место, а мы уже тут и за картами.

Петер Мунк вошел в комнату и, сунув руку в карман, сообразил, что Эзехиель, должно быть, хорошо запасся, потому что его собственный карман был полон доверху.

Он подсел за стол к остальным и стал играть, проигрывая и выигрывая.

Так они играли, до тех пор пока при наступлении вечера прочие добрые люди не ушли по домам. Стали играть при свечах, пока наконец двое других игроков не сказали: «Теперь довольно. Нам надо домой к женам и детям». Но Петер стал уговаривать Толстого Эзехиеля остаться. Тот долго не соглашался, наконец воскликнул:

– Хорошо, сейчас я сосчитаю деньги, а потом будем играть! Ставка – пять гульденов, так как меньше – детская игра.

Он вынул кошелек и сосчитал. Было сто гульденов наличными. А Петер теперь уже знал, сколько у него самого, и не нуждался в счете. Хотя перед этим Эзехиель выигрывал, однако теперь терял ставку за ставкой, ругаясь при этом немилосердно. Если он бросал ровное число очков, Петер метал то же и всегда двумя очками больше. Тогда Эзехиель положил наконец на стол последние пять гульденов и крикнул:

– Ну еще раз, и если я и теперь проиграю, то больше не послушаю тебя! А ты тогда дашь мне взаймы из своего выигрыша, Петер. Честный человек обязан помочь другому.

– Сколько хочешь, хоть сто гульденов! – сказал Император Танцев, радуясь своему выигрышу.

Толстый Эзехиель тщательно потряс кости и выбросил пятнадцать.

– Теперь мы посмотрим! – воскликнул он.

Но Петер выкинул восемнадцать. В это время знакомый сиплый голос произнес позади него:

– Это последний раз!

Он оглянулся: сзади него стоял огромный Голландец Михель. От ужаса Петер выпустил деньги, которые перед этим уже загреб. Но Толстый Эзехиель не видел лесного духа и требовал, чтобы Петер одолжил ему на игру десять гульденов. Как во сне Петер сунул руку в карман, но денег там не было. Он стал искать в другом кармане. Ничего не найдя и там, он выворотил наизнанку сюртук, но и оттуда не выпало ни одного медного гроша. Тут только он вспомнил о своем первом желании – иметь всегда столько денег, сколько их у Толстого Эзехиеля. Все исчезло как дым.