– Это невозможно.

– Но почему? Или… вам от меня противно, да?

– Нет. Ты не виновна, что они – скоты. Как тебя звать?

– Вера Михайлова.

– А меня – Матвей Александрович Печинога. Не думай, Вера, мне не в тягость в зимовье пойти. Я люблю там ночевать. А тебе надобно в себя прийти… Баньши, идем в зимовье. Собирайся.

Инженер остался сидеть на табурете, а Вера со все возрастающим удивлением следила за тем, как пес деловито бегает по дому, встает на задние лапы и сносит к ногам хозяина разные вещи. Сначала зубами снял с гвоздя кожаную сумку с тремя кармашками, потом принес из чулана плетеные эвенкские лыжи для ходьбы по лесу, после – меховые чулки-гетры и наконец достал прямо с обширного письменного стола большую желтую тетрадь в кожаном переплете.

– Все? – спросил Матвей Александрович.

Баньши утвердительно гавкнул.

– Хорошо, идем. До свидания, Вера. До свидания, Филимон.

Откуда-то с печи послышалось утробное урчание, и прямо к ногам инженера спрыгнул огромный кот, какой-то совершенно дикой, бурой раскраски и с кисточками на ушах. Вера вздрогнула от неожиданности.

– Это Филимон, – представил кота инженер. – А это – Вера. Уж придется вам до утра побыть вместе. Не бойся, Вера, в отличие от Баньши Филимон человеку не опасен. Только крысам. Если будет пугать, не обращай внимания.

Когда скрип снега под окнами стих, Вера откинула одеяло и осторожно села на лежанке. Филимон устроился на комоде и внимательно наблюдал за ней блекло-зелеными глазами. Никакого желания немедленно броситься на нее и загрызть матерый котище вроде бы не проявлял. И слава богу.

– Хороший котик, хороший… – пролепетала Вера. – Кис-кис-кис…

У Филимона даже ус не дрогнул.

Целый час, а то и два Вера мылась. После стирала измазанные тряпицы и рушники. Потом мыла пол. На все вместе извела почти половину огромной бадьи с водой.

После достала из печи горшок с еще теплой кашей, наложила в тарелку, полила топленым молоком из кувшина, отломила ломоть пшеничного хлеба. Филимон неожиданно покинул свой наблюдательный пункт на комоде, тяжело перепрыгнул на стол. Вера замерла с поднесенной ко рту ложкой. Кот деловито подошел к тарелке, понюхал, лапой вывернул из тарелки на стол шмат каши, съел, аккуратно подлизал лужицу, потом еще немного полакал молока из тарелки и снова вернулся на комод. Вера сначала хотела выбросить испорченную кашу, потом с сомнением посмотрела на кота. Тот глядел испытующе и, как и все в доме, смотрелся весьма чистым и ухоженным. Подавив брезгливость, Вера начала есть. Кот одобрительно замурлыкал с комода.

– Ага, котик, я ела с тобой из одной миски, значит, ты теперь меня за свою признал? – спросила Вера и тут же усмехнулась. Манера инженера всерьез разговаривать с животными оказалась заразительной.

После еды Вера, уже не слишком опасаясь оставлять за спиной Филимона, осматривала жилище Печиноги. Более всего ее поразило количество книг, которые были рядами расставлены на сколоченных из досок полках и занимали почти целиком две стены. Кроме огромного количества журналов и книг по геологии, минералогии и горному делу, Вере попадались и романы, и повести, и даже несколько сборников стихов. В одном из них, томике Надсона, лежала закладка – желтый клочок. Вера открыла страницу, шевеля губами, прочла вслух:

Вера задумалась, потом аккуратно закрыла книгу и поставила на место.

Вся кухонная утварь уместилась на одной полке. Впрочем, наряды Печиноги, развешанные и разложенные во вместительном шкафу, тоже впечатляли.