Желудок забурчал, возмущаясь приему вчера водки с бутербродиками.

«А вот обедают психиатры регулярнее».

Игорь понимающе кивнул:

– Я попросил в столовой оставить что-нибудь. Так что там, товарищ майор, секта, получается? Ребята такого нарассказывали, жуть.

– А вот это, лейтенант, нам и предстоит выяснить. – Дмитрий бросил отчеты в сейф. – Расскажи лучше, как твоя Илона. Судя по довольному лицу, сложилось?

– Что? А, нет. – Лейтенант махнул рукой. – Тот сержант все настроение сбил. Просто гуляли, разговаривали, знаешь. О! – оживился он. – Она так-то счетоводом на складе работает, но каждый отпуск в горы ходит, представляешь? По виду девчонка девчонкой, а мышцы – каменные. И так рассказывала – дух захватывает. Даже самому захотелось полазить по горам.

– «Музыка ва-а-ас связала…» – фальшиво пропел Дмитрий, – не навернись там, в горах.

– Да ну тебя, – обиделся Игорь. – Она меня, между прочим, на Пидан летом звала вместе подняться. Хорошая девчонка, а ты – му-узыка.

Гора Пидан, чуть выше километра высотой, для альпиниста – все равно что для велогонщика поездка вокруг дома. То, что Илона из «Северного» готова была вести туда туриста, возиться с ним, говорило о том, что все и правда могло оказаться серьезно.

«Сколько же девочек по шалманам плакать будут, если лейтенант наконец остепенится!»

Дмитрий миролюбиво вскинул руки.

– Ну, раз на Пидан – тогда конечно. И что хорошая – замечательно. Только ты это, своди ее куда-нибудь до лета? Хоть в театр, хоть в кино.

Впрочем, по-настоящему, всерьез о любовной жизни лейтенанта не думалось. Думалось о другом. Театр. Дмитрий даже прищелкнул пальцами. Вот что ему напоминала поза той женщины. Вот почему убийца не стал просто скидывать ее с обрыва или через борт лодки. Ее разложили специально, напоказ. Для кого? Уголовное представление с фонариками, протоколом, осмотрами, фотографированием сбоку, сверху, крупным планом.

Убийца словно включал их всех в свое преступление, подмигивал. Дмитрий передернул плечами, пытаясь стряхнуть мерзкое ощущение. Хотелось вымыть руки ядреным хозяйственным мылом. Обычный преступник или вовсе не думал о жертвах, или старался их скрыть. Этот же… псих. Или психи. Работают ли психи группами?

Данных было мало, так мало, что хотелось забыть про поздний завтрак и метнуться обратно в кабинет, изучать содержимое папок, пока не найдется хоть какая-то зацепка. Что-то всегда находится. Всегда. Надо только хорошенько поискать.

Желудок снова заворчал, напоминая о том, что не зацепками едиными.

– Что, говоришь, в столовой оставили? Только… – Он дыхнул в ладонь и поморщился. – Только сначала умоюсь.

После контрастного душа, побрившись, Дмитрий снова почувствовал себя человеком, и котлеты из ведомственной столовой замечательно шли под картотеку пропавших. Ольга Москальчук, двадцать пять лет, глаза серые, волосы русые. Анна Ревун, тридцать лет, особая примета – родинка над глазом. Елена Игнатьева, сорока пяти, волосы крашеные, рыжие… Дмитрий бегло проглядывал папки, откладывая их на стул. Владивосток – большой город, и стопка все росла и росла, грозя съехать на пол.

Спустя час папки закончились, но незнакомки с пляжа среди потеряшек не нашлось. Для кого-то она еще оставалась живой, где-то ее ждали родители или муж с детьми. И эти родные даже не подозревали, что патологоанатом Сергей Радиевич уже провел вскрытие, составив отчет.

«Отчет. Точно».

Из отчета следовало, что жертва была истощена, а на теле присутствовало два типа повреждений – прижизненные и посмертные. Убийца сначала истыкал ее тонким лезвием, похожим на ланцет, затем убил одним точным ударом в сердце, после чего изнасиловал и снова изрезал.