Йенсен бросил остатки ленты ей на колени.

– Простите, – буркнул он, садясь напротив и беря в руки книгу.

– Просто «простите»? – повторила Женевьева охрипшим голосом. – «Простите» за что? Всего лишь за то, что похитили меня, накачали наркотиками, связали скотчем, сукин вы сын!

– У меня есть другой рулон скотча, и я не побоюсь им воспользоваться, – весело сообщил он. – Держите себя в руках, мисс Спенсер.

– Вы считаете, это забавно? – Голос ее сейчас окреп. – У вас совершенно нездоровое чувство юмора.

Он слабо улыбнулся, что отнюдь не обнадеживало:

– Мне это уже говорили. Я убрал кляп, чтобы вы посидели тут тихо и не мешали. Мне нужно работать.

– Вы идиот.

Это привлекло его внимание, хотя задеть Йенсена не удалось. В тусклом свете глаза его выглядели очень темными, почти бездонными, пустыми, но она–таки умудрилась привлечь его внимание, и он отложил книгу.

– Разве?

Шарики в голове очень быстро вращались.

– Я знаю, что вы не предусмотрели мое присутствие на яхте, когда вынашивали свой мерзкий ничтожный план – вы ведь приложили довольно много усилий, чтобы избавиться от меня. Но сейчас–то я здесь, а вам не приходило в голову, что стоит меня использовать?

Он откинулся на спинку кресла, наблюдая за Женевьевой.

– И как мне это сделать? Вы предлагаете принять вас в нашу веселую шайку?

– Не стройте из себя дурачка. Любой идиот способен раскусить ваш план.

– Просветите меня.

– Вы похитили одного из самых известных богачей в мире. Явно сделали это ради денег – вы же с виду не фанатик–террорист. Следовательно, вам требуется вести переговоры об условиях выкупа, и я тот человек, который вам нужен.

– В самом деле? – пробормотал Йенсен. – А почему вы почли, что я не могу быть фанатиком–террористом, отправившимся в какой–нибудь кровожадный политический крестовый поход?

– Слишком хорошо одеты.

Он засмеялся. Что, похоже, удивило его не меньше, чем ее. Видимо, ему не так уж часто доводилось смеяться, что неудивительно. Она и не ожидала, что вымогатели – воплощенье юмора.

– Так на чьей стороне вы собираетесь выступить, мисс Спенсер? Моей или Гарри?

– Вы хотите денег, я хочу спасти Гарри. Я так себе представляю, что можно найти решение, которое устроит вас обоих. А теперь почему бы вам не снять с меня оставшийся скотч, и мы могли бы приступить к переговорам. Вы уже знаете, что я физически не представляю для вас угрозы.

– О, я бы так не сказал, – растягивая слова, произнес он, но, тем не менее, встал и вытащил из кармана небольшой нож. Йенсен наклонился, чтобы перерезать ленту на ее лодыжках, и она со всей силы опустила связанные руки на его макушку.

Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Даже мельком не взглянув вверх, он одной рукой перехватил ее запястья, пока перерезал ленту на лодыжках. Он сорвал скотч, и уж потом его синие глаза встретились с ее.

– Напрасная трата времени, мисс Спенсер, – произнес он. – К тому же вы мне только докучаете. Это ведь судно. Здесь только один выход – за борт, а я слышал, в этом месте водятся акулы.

– Сдается, что с ними мне было бы безопаснее, – пробормотала она.

Он разрезал скотч на запястьях, и до нее дошло, что использует он ее же собственный швейцарский армейский нож, который она прятала в бюстгальтере. Она даже думать не хотела, как Йенсен его обнаружил, а сосредоточилась на том, как больно он держит ее за запястья, и решила, уж если кого и нужно скормить акулам, так это Питера Йенсена.

– Йенсен – ваша настоящая фамилия? – спросила она, когда он снова сел, сложил нож и сунул обратно в карман.