Магия окутала нас коконом, заглушив и гомон взволнованных туристов, и гул машин на мосту.

— Как себя чувствует нынче утром моя фея-пёсная? — осведомилась я. — Вдоволь ли ты набегалась за палками вчера вечером?

— Дитя мое, прошу тебя, не называй меня этой дурацкой мирской кличкой, — огрызнулась собака; если бы нас слушал человек, он бы различил лишь глухой рык. — Я поука. После того как мы с тобой расстались, дриады больше не досаждали мне.

— Страшно рада за тебя.

Я сунула руки в карманы куртки и двинулась по улице. После напряженной дискуссии, в разгар которой Малик куда-то испарился, Тавиш все-таки расщедрился и добыл мне одежду — причем куртка, джинсы, кроссовки и футболка, к счастью, были самые настоящие, — в обмен на клятвенные заверения, что после встречи с поукой я сразу же, никуда не сворачивая, вернусь к нему; собственно, так я и планировала.

Поука нагнала меня и затрусила рядом.

— Ну как, удалось ли тебе что-нибудь узнать о сиде, решившей наведаться в Лондон? — спросила я.

— В Зачарованных Землях никто не открывал врат, все три стояли на замке. — Когти с черными концами громко цокали по мостовой. — Открывать их запретила Клиона, моя королева.

— Из-за проклятия дрох-гвиде. — Нагнувшись, я заглянула поуке в прозрачные серые глаза. — В некоторые подробности которого ты забыла меня посвятить, например в то, что малый волшебный народ не может рожать чистокровных детей.

Поука прижала уши:

— Это не твоя забота.

Я выпрямилась и наградила поуку взглядом «Скажи это кому-нибудь другому».

— Как раз моя забота, Грианна, чья же еще! Я ношусь по СОС-тауну по твоим  поручениям, собираю заблудившихся полукровок, потому что ты твердишь мне, что твоя  королева не может снять собственное проклятие и ей из-за них совестно. А теперь выясняется — мало того что у проклятия есть осложнения, королева еще и решила не рассказывать о них здешнему волшебному народу! Надо полагать, ты-то знаешь, какой они нашли выход из положения?

— Довольно, дитя мое. — На этот раз Грианна всерьез зарычала на меня, обнажив длинные черные клыки. — Положение дел мне известно. И я была вынуждена подчиняться запрету точно так же, как и все остальные, — хотела я этого или нет.

— Это другая история! — Я покосилась на нее. — Всем остальным было запрещено приближаться ко мне, а тебе было велено всего-навсего хранить тайну! Чем ты заслужила такую честь?

— Проклятие не затронуло меня. — Жесткая шерсть вдоль хребта у нее встала дыбом. — И я не вампир и не хочу поработить тебя.

Грианна ускорила бег, на два шага обогнала меня, и воздух вокруг нее затуманился. Теперь она предстала передо мной в своем человекоподобном обличье с привычным надменным выражением узкого удлиненного лица. Платье из тонкой серебряной ткани было схвачено на плече пряжкой и шелковисто облегало высокую стройную фигуру поуки, растекаясь у ног, словно озерцо. Вид у нее в таком наряде был неземной, эфирный, платье скрадывало ее силу. Пепельно-серые волосы ниспадали гладкой пеленой, пряди разделялись лишь над заостренными ушами, кожа испускала то же серебристое сияние, что и собачья шкура. С первого взгляда было понятно, что она из волшебного народа, только никто не различил бы ее за завесой чар ни с первого, ни со второго взгляда.

— Что ж, хорошо. — Я остановилась и настороженно уставилась на нее. — Но были и другие причины, верно?

— Разумеется, нет, дитя мое. — Грианна улыбнулась, зубы у нее были острые, как у собаки, и черные. — Я уже говорила тебе, что такие, как ты, мне омерзительны; даже если бы ты не заразилась салайх-шиол, кровь твоя осквернена отцовской наследственностью, и поначалу я намеревалась убить тебя.