– Хулия его подстрекает, потому что любит тайны. Я ее хорошо знаю. Этот тип понял, что она любопытная, и играет на ее слабости, – говорит Ольга.

Низким голосом, с внушительной серьезностью Ликург предупреждает:

– Девочки, советую вам не подогревать интерес незнакомца. Вокруг много насилия, и нет никаких гарантий, что он безобиден. Мне надоело слушать об историях, которые начинаются как шутки и заканчиваются как трагедии.

Девушки его игнорируют. Я этому рад. Они откровенно забавляются. Выдвигают догадки, называют имена того или иного подозреваемого. Играют в охоту на бандита. И без устали смеются.

– Странно то, – размышляет Хулия, – что он всегда знает, куда звонить. Сегодня, например, как он узнал, что я приду сюда? Кажется, он вездесущ и изучил мои привычки.

– Неужели, зная это, ты не догадываешься, кто он? – спрашиваю я Хулию.

– А как мне понять?

– Есть только одна персона, пребывающая всюду и знающая все о наших делах.

– И кто же это сказочное существо? – удивляется Хулия.

– Бог, – отвечаю я.

Хулия улыбается робко и застенчиво, воодушевленная и разочарованная ответом одновременно. Она купается в мужском внимании и не удивилась бы, если какой нибудь мелкий бог, красивый, но изгнанный с небес, вздумал за ней приударить.

Глава III

Преподавать историю было делом неблагодарным. Ученицы не интересовались материями не первой свежести. Неделями я откровенно скучал. И тоска меня вконец одолела бы, не получай я время от времени – та дам! – вознаграждение. Как, например, случилось в тот день, когда я рассказывал о борьбе Ганнибала с Римом.

Класс в плачевном состоянии. Краска на стенах вздулась от сырости, на известке грязные пятна, кирпичи трескаются из за осадки здания, повсюду слышится шум челюстей неутомимых термитов. Представьте себе вековой склеп, и вы в некоторой степени оцените состояние помещения.

Меня глубоко впечатляет личность Ганнибала. Могучий карфагенянин, если верить историкам, «приучил тело к строгости, аппетит к умеренности, язык к тишине, а ум к беспристрастности». Ганнибал – факелоносец, принесший африканский огонь в Европу. Он перешел через Альпы, потеряв половину войска в снегах. Нанес поражение римлянам в череде боев. Ему оставалось сделать всего небольшой рывок, чтобы вдребезги разнести шумный курятник, которым был Рим, и позволить укорениться в Европе семитской культуре, загадочной и чувственной. Почему он этого не сделал? Что ему помешало? Ровным счетом ничего. Он принял необдуманное решение, откликнувшись на призыв брата о помощи. Ганнибал вернулся в Африку, оставив земли, завоеванные в десятках сражений. Какое досадное отступление!

Я старательно выговариваю названия баталий. Битва при Тицине, битва при Треббии, битва при Тразименском озере, битва при Каннах. Исподволь наблюдаю, как Ракель то рассеяно покусывает кончики волос, то подтачивает пилочкой ногти. Остальные для меня на одно лицо. Все в белой школьной форме. Будь я директором лицея, упразднил бы ее. В менее монотонном окружении преподавать было бы куда приятнее. Обилие белого опьяняет. Понятно, почему исследователи Арктики сходили с ума, скитаясь неделями по заснеженным просторам. Как хочется, чтобы среди белого вдруг появилась зелень или вспыхнули красные языки пламени.

Очевидно, меня никто не слушает. От их безразличия, никогда меня не волновавшего, сегодня мне сделалось досадно. Ведь я вкладываю душу в рассказ. Эта тема меня волнует.

Ищу взглядом Хильду, мою любимицу. Вот она, в первом ряду. Вижу на ее лице усталость, наверное, всю ночь веселилась на вечеринке. Она внимательно слушает, чему я несказанно рад. В награду я мысленно дарю ей полевой цветочек, хрупкий и скромный. Он настолько нежен, что, окажись в ее руке на самом деле, сломался бы.