Я обычно перечитываю «Театр» Сомерсета Моэма. Утешительно и ничего такого шокирующе нового, что могло бы меня дополнительно расстроить. Когда книга закончится, переверните и начните читать снова — столько раз, сколько потребуется, чтобы скоротать эти семь дней.
После недели упражнений вы проголодаетесь, слегка отупеете и очень сильно устанете. Вот тогда можно перейти к плану Б — поехать к любимому существу и спокойно разбить себе голову о бетонную стену его дома. Конечно, можно было бы осуществить план Б сразу, но ведь мы не ищем легких путей, правда?
Еще прием: вспомнить все — от первого взгляда, улыбки, слова, которыми вы обменялись, до последнего. Будьте последовательны. От внимательного изучения воспоминания умирают. Сначала перед вами ваша жизнь, потом видеозапись, потом фотография, потом картинка, потом чертеж, а в самом конце — пустая бумага. Можете даже записать: сейчас, вспоминая, вы задыхаетесь в паутине нежности, прикосновений, теплого дыхания на шее, любовного шепота, а если записать все это словами, то получится что-то вроде: «Он положил мне руку на живот и спросил, почему у тебя такая нежная кожа, а я сказала, что не знаю». Ничего, кроме недоумения, этот диалог у вас не вызовет.
Only you…
1. Маленькая белая собачка с розовыми глазами. Он подобрал ее у метро, в один особенно дождливый день, когда возвращался домой. Она была так же мокра и грязна, как и он, но трезва, и ей, в отличие от него, было некуда идти. Кроме того, она была совсем безмозглой. Он ощутил свое превосходство и, как следствие, острую жалость к ней. До Рождества еще далеко, поэтому его поступок не выглядел банальным актом предпраздничного милосердия, а ему очень важно было не выглядеть банальным. Он привел ее домой, купив по дороге пакет собачьей еды, — он, вспоминающий о пище, только когда открывал перед сном гулкий холодильник, полный льда и остатков позапрошлогоднего маминого варенья. Ночью сидел в кухне и курил, а она клала ему голову на колени. Он брал ее под передние лапы, целовал в нос, морщась от запаха сухого корма, таскал за щеки и приговаривал: «Одна ты меня любишь, сученька моя». Так началась их странная совместная жизнь. Сначала, радуясь новообретенному статусу благодетеля, он потратил на нее некоторое количество времени, сил и денег: сшил из старой байковой рубашки подстилку, купил таблетки от глистов и капли от блох (и то и другое совершенно не помогло, как позднее ощутил на себе), «специальный корм для маленькой, беленькой и ослабленной собачки» (как выразился в магазине, после чего получил небольшой пакет баснословно дорогих сухарей), желтый ошейник, поводок и множество симпатичных игрушек, чтобы она не скучала и не портила мебель в его отсутствие. Временами задумывался над тем, как она бедовала до него, какие страдания испытала за короткую бездомную жизнь, и ему хотелось заплакать. Впрочем, скоро стал уставать от хлопотной и дорогостоящей роли волшебника, тем более что собака почти ничего не могла оценить, кроме вовремя данной еды и теплого места у батареи. Оказывается, трудно порадовать и удивить животное чем-нибудь особенным. Иногда, в периоды редкостной тяги к физическому и душевному здоровью, бегал с ней по парку, спотыкаясь о рытвины и корни, а дома отмывал ее грязные лапы в ванной. Пытался научить ее танцевать на задних лапах и подпевать себе, но после пяти минут дрессировки она отказывалась делать что-либо даже за сахарок. Захотел постричь ее и без того короткую шерсть, но ограничился тем, что выкрасил ей бок зеленкой. Однажды даже решил заняться с ней сексом, но это оказалось настолько шумно, неудобно и бессмысленно, что отступился. Старался не оставлять ее одну, но в места человеческих развлечений ее не пускали, да и на улице стало слишком холодно для ее розоватого, почти бесшерстного тельца (купил ей смешное собачье пальто и носочки, но она отказывалась их надевать), и он перестал без особой нужды выходить из дома. |